— Все дело в том, — сказала Сьюзен, — что пока мы сами для себя не решили, какого черта делаем, мы не сможем объяснить это Джоанне. Ты понимаешь, какого черта мы делаем, Мэтью?
— Я знаю только, что хочу этого, — ответил он.
— Это неправильно, — сказала она, внимательно на него посмотрев. Полные, чувственные губы придавали ее красоте несколько порочный вид, темные волосы успели отрасти после неудачного опыта короткой стрижки, карие глаза смотрели внимательно и печально.
— Ты сейчас где-то далеко отсюда, — сказала она, — скажи мне, что случилось?
— Нет, давай сначала решим с Джоанной. Ты сказала, что…
— У нас до ее приезда есть одиннадцать дней. Что с тобой, Мэт?
— Слишком много «белых пятен», — ответил он, покачав головой.
— Ты о деле Маркхэма?
— Да.
— А что за «белые пятна»?
— Ты когда-нибудь выходила из дому без сумочки?
— Да.
— Куда?
— В гимнастический зал. Я кидаю кошелек в «бардачок» машины.
— А еще куда-нибудь?
— На пляж. То же самое.
— А в городе?
— Беру сумочку. А что?
— Почему прокурор не заинтересовался пропавшей сумочкой?
— Почему пропавшей?
— Женщину нашли убитой на открытом месте с четырнадцатью колотыми и резаными ранами. Ее машина припаркована в двенадцати футах от того места, где лежало ее тело. Машина была закрыта, полиции пришлось взломать ее. В машине сумочки не было. В студии — тоже. Так где же она?
— А кошелек в машине был?
— Нет, ничего. И фильма тоже.
— Фильма?
— Она монтировала фильм там, на Рэнчер-роуд. Значит, исчезли и фильм, и сумочка, и ключи от машины. Я могу сделать вывод, что все это взял убийца. Я прав?
— Да, это выглядит правдоподобно.
— Но почему это не кажется правдоподобным Хэггерти?
— Хэггерти?
— Это человек, поддерживающий обвинение.
— Не улавливаю ход твоих мыслей, Мэтью.
— Я хочу сказать, что он должен понимать то, что понимаю я. Что убийца унес эти вещи.
— Да?
— Но он думает, что мой клиент и есть тот самый убийца! Так что же сделал мой клиент со всеми этими вещами? Где они? Если бы они были у Хэггерти, то он перечислил бы их в своем ответе на мой запрос. Значит, у него их нет. Так где же они? И где лопата или заступ, которыми он якобы закопал одежду во дворе? Значит, этого тоже нет.
— Разве? Так как же он может построить дело без…
— О, он уверен, что сможет. Но почему эти вопросы его не волнуют?
— А почему они должны его волновать?
— Они волнуют меня. Потому что именно это заставляет меня думать: а что же у него есть? Не важно, чего у него нет. Что у него есть? Почему он уверен, что может отправить Маркхэма на электрический стул? У него нет пропавшей сумочки, пропавших ключей, пропавшего фильма, пропавшей лопаты. А есть у него двое свидетелей, окровавленная одежда и нож, и он намерен обойтись этим. Почему?