По части высокомерия он сейчас явно переигрывал, прекрасно понимая при этом, что в восприятии татарских чиновников высокое положение неотделимо от не менее высокого мнения о себе.
Сулейман-бей вновь поскреб бороду толстыми узловатыми пальцами и подозрительно осмотрел небольшой эскорт Хмельницкого. Перехватив этот взгляд, полковник понял, что лучше было бы, если бы с командующим войсками Перекопа они расстались до этого обещания. Вмиг помрачневший взгляд Карадаг-бея тут же подтвердил его худшие опасения.
* * *
Заезжий двор, в котором им предписано было расположиться, содержался каким-то стариком-турком, некогда служившим офицером очаковского гарнизона. Возможно, поэтому его мрачная, частью выложенная из камня, частью из самана гостиница напоминала восточную цитадель, выдержавшую длительную осаду.
Перекоп-Шайтан и Корфат сразу же куда-то исчезли. Как исчезли и остальные обители заезжего двора. В то же время у массивных, поистине крепостных ворот появились два стражника в кожаных шлемах и кольчугах.
— Мы арестованы, полковник, — доложил Савур. Он попытался выйти за ворота, но был остановлен стражниками и возвращен в здание.
— Хочется думать, что это еще не арест, — как можно спокойнее предположил Хмельницкий. — Но что-то близкое к нему. Одно ясно: торг за наши головы начался. Возможно, пока что местных мурз сдерживает только страх перед гневом хана, который вряд ли простит убийство послов, направлявшихся к нему с дарами.
— Но ведь вы же спасли сына Тугай-бея. Неужели правитель Перекопа забыл об этом?
— Вспоминают, как и забывают, о подобных услугах только тогда, когда это выгодно.
— Зато нас, наверное, отстаивает Карадаг-бей, — с явной надеждой в голосе предположил Савур.
Этот казарлюга был неплохо обучен грамоте и даже успел полтора года проучиться в Киевской братской школе, откуда, как он сам объяснял, был изгнан за свой необузданный нрав и непомерно тяжелые кулаки. Теперь Хмельницкий мог засвидетельствовать: тем и другим Бог его не обидел. И если полковник решился взять его в адъютанты и телохранители, то лишь потому, что время от времени находил в нем знающего собеседника, с которым можно было поговорить о книгах, истории Руси-Украины, о вновь разгорающейся полемике между православными и католическими церквами.
— Не знаю, отстаивает ли, — усомнился Хмельницкий. — Но будем надеяться, что хотя бы не заинтересован в нашей гибели. Иногда это тоже оценивается на вес головы.
Полковника и его сына разместили в комнатке на первом этаже. Всех остальных — на втором. Окна везде были зарешечены, а сами комнаты больше напоминали тюремные камеры, нежели обычные номера заезжего двора. По совету Савура полковник сразу же поднялся к ним. Решили, что ночевать будут вместе, забаррикадировавшись. И если уж так случится, то вместе примут бой.