Я встал, отряхнул куртку — скамейка оказалась грязновата, что, впрочем, почти не отражалось на цвете куртки.
Издалека послышались выстрелы.
Первым побуждением было — пойти, посмотреть.
Вторым — домой!
Лишь потом я спохватился и побежал, медленно, с достоинством, к стене. Мало ли, вдруг в меня стрелять начнут?
Две короткие очереди по 3–4 выстрела, молчание, длинная, на пол-рожка… я тут же начал убеждать себя, что вот так и должна звучать «очередь на пол-рожка». Ну, отцовский «макаров» я держал, и даже пальнул несколько раз, а вот автомат даже вблизи не видел, в школе только плакаты и ММГ были.
Снова короткая. Уйти? Или посмотреть? Стреляли за поворотом, там еще один сквер, точнее зеленый благоустроенный двор. Оглянувшись, я осмотрел оставшихся за спиной — собачник быстро тянул питомца к подворотне, сидевшие на скамейке старики активно перемещались в сторону подъезда, и только две женщины с любопытством оглядывались, пытаясь высмотреть, где что происходит.
Так, думать!
Если там стреляют очередями, то там кто-то, у кого есть такое право.
Бухнул взрыв. Не очень сильный, или взрывпакет или граната.
Я смогу выяснить, что происходит, и хоть чуть-чуть узнать о том, кто на службе у государства.
Зато меня могут обнаружить. И пристрелить.
И что совсем плохо — если их там убьют, то я останусь с тем, в кого сейчас стреляют, наедине.
Мысли летели лихорадочно, пришлось собраться, сделать глубокий вдох, задержать дыхание, успокоиться.
Да, я за этим вышел. У них есть враг, я остановлюсь так, чтобы видеть их и этого врага. Если что — убегу. Решено!
Легкой трусцой я направился к месту происшествия, стараясь держаться у стены. Потом понял, что если начнут падать стекла, то лучше быть в другом месте. Потом успокоил себя, что сейчас везде стеклопакеты, а у стены не так страшно. Потом… потом я добежал, наконец, до поворота и очень, очень осторожно встал на колени и выглянул за угол.
Выругавшись, поднялся — ничего не было видно. Еще немного по стенке, прижаться спиной к двери.
У обочины стоял, разгораясь, ментовский фургон с зарешеченными окнами. Чуть дальше — два уазика, явно армейских. Десяток человек в городском камуфляже и бронежилетах прячась кто где держали на прицеле перекошенную дверь подъезда и очень нервно переговаривались. Еще один стоял в трех шагах от меня, наблюдая за тылом. Дверной проем, на который было наставлено все оружие, никакой видимой опасности не представлял, видимо, что-то, или кто-то, прятался в подъезде. И почему нет матюгальника? Почему никто не орет гражданам, что выходить в подъезд или подходить к окнам — опасно?