Ее волнение столь сильно, что Кролль не может отнести его за счет своего сообщения.
Кролль : «Но, голубушка, скажите, ради самого Господа, почему вы так горячитесь? Вы меня совсем напугали! Что мне думать? Что предполагать?»
Ребекка : «Ничего ровно. Вам нечего ни думать, ни предполагать».
Кролль : «Так объясните же мне, пожалуйста, как можете вы принимать так близко к сердцу это обстоятельство, эту возможность?»
Ребекка (овладевая собой): «Ведь это же совершенно просто, ректор Кролль. Мне вовсе не хочется, чтобы меня считали незаконнорожденной».
Загадочность поведения Ребекки допускает только одно решение. Известие, что доктор Вест мог быть ее отцом, – самый тяжкий удар, который мог ей достаться, так как она была не только приемной дочерью, но и любовницей этого человека. Когда Кролль завел свой разговор, она подумала, что он хочет намекнуть на эти отношения, которые она, по всей вероятности, и признала бы, сославшись на свою свободу. Но этого ректор и не думал делать; он ничего не знал о ее любовной связи с доктором Вестом, она же ничего не знала о том, что Вест ее отец. И вот когда во время последнего отказа Росмеру она отговаривается тем, что у нее есть прошлое, делающее ее недостойной стать его женою, то, конечно, она не может иметь ничего иного в виду, как именно эти любовные отношения. И если бы Росмер захотел узнать ее тайну, она, вероятно, сообщила бы ему тоже только часть тайны, скрыв самое тяжелое.
Теперь мы, разумеется, понимаем, что это прошлое кажется ей более тяжелой помехой к заключению брака, более тяжелым преступлением. Теперь, когда она узнала, что она была возлюбленной своего собственного отца, чувство вины пробивается в ней со страшной силой и подчиняет ее окончательно. Она делает Росмеру и Кроллю признание, клеймит себя как преступницу, окончательно отказывается от счастья, путь к которому она очистила себе своим преступлением, и снаряжается к отъезду. Но настоящий мотив ее чувства вины, заставляющий ее потерпеть крушение в момент успеха, остается скрытым. Мы видели: есть еще нечто совсем другое, чем атмосфера Росмерсгольма и нравственное влияние Росмера.
Тот, кто следил за нами до сих пор, не преминет сделать теперь одно возражение, которое может оправдать не одно сомнение. Первый отказ Ребекки Росмеру происходит ведь до второго визита Кролля, значит, до его открытия ее незаконного происхождения и в такое время, когда она еще ничего не знает о своем инцесте, если мы верно поняли автора. И все-таки отказ ее и энергичен, и серьезен. Сознание вины, побуждающее ее отказаться от плодов ее деяния, значит, действовало в ней и до того, как ей пришлось узнать о ее капитальном преступлении; если же мы согласимся с этим, то надо, может быть, вообще отбросить инцест как источник этого сознания вины.