- Да пойди поговори с Гарри об интиме, который вот уже вскоре ожидает и тебя, и меня, и его.
Снейп не обратил никакого особого внимания на «тебя и меня», о Гарри речь не заходила. Больно уж много поучительного и интересного пропустил Северус.
- Вы же не были вместе за эти пять лет и, в особенности надеюсь, в эти пять дней. Ты упустил свой шанс, будучи изрядным и честным боттомом, не то бы, глядишь, юноше больше понравилось быть с тобой, и Гарри после дуэли выбрал тебя.
- И я держал бы его взаперти в своих апартаментах, да. Конечно, давая ему мыться каждый день, как это делаю я сам, не выпуская невольного пленника буквально никуда, даже пройтись по подземельям?
То, что ты сказал, глупо, некразумно и необдуманно. Подумай сам, и ты со мной согласишься, Люциус.
Как я мог позволить себе в таких условиях приручить мальчика, сам безвылазно будучи в Хогвартсе и аппарируя только на собрания Ближнего Круга, да и то из Хогсмида?
- Так вот, если я и впрямь сказал глупость, не подумав, ступай сейчас к моей мягкой игрушке, развлеки, отвлеки его, ведь ты доставишь ему одну только боль… После.
Ну и я не останусь в долгу - никаких смазок, до крови, как ты меня! Слышишь?! Не жди пощады. Иди же!
Но Северус решил, что последнее слово должно быть за ним и сказал:
- Знай, я не… настолько боюсь боли, как ты, ничтожество.
… Но Гарри-то не ведал того, что освобождён от пыток столь надолго. Он не поверил своему счастью - сам Волдеморт отпустил его, не мучая!
И он вернулся в свои апартаменты, надел единственный дозволенный предмет одежды, вслушался в перекличку проснувшихся и испуганных птиц, а сам залез под грязное одеяло - его трясло, но не только и не столько от холода.
Он думал только о своём внезапном, счастливом спасении, но ни капельки не размышлял об обидных словах, сказанных в его адрес. Ну, жопа толстая - разве стоит вешаться из-за неё, что ли?
Когда дрожь унялась, и Гарри был уже в состоянии думать, ему на ум пришла мысль:
- И это я, блядь, герой ёбаный, которому все уши прожужжал этот старый пень Директор, так боюсь Волдеморта!
Я трясусь, как последняя грёбанная мышь, от одной лишь встречи с ним, ведь он не сделал мне, ровным счётом, ни хуя плохого.
Может быть, старый олух совсем выжил из ума, ну, говоря, что я будущий Герой? Может, Героем должен стать вместо меня, обречённого на смерть, только отсроченную, Невилл? Ведь на него тоже распространяется Пророчество.
Уж он бы не тряс жиром, даже голый и без палочки, перед проклятущим Волдиком, уж я-то знаю его смелое сердце, сердце друга. Он бы вёл себя более достойно перед этими прихлебателями Волдеморта, что-нибудь даже сказал бы по поводу своей неуклюжей фигуры, но это только пока он такой. Вот вырастет окончательно, вытянется, и станет на загляденье стройным и красивым.