— Зато я знаю, кто он, — вскричал Луицци, — я знаю!
— И как его зовут?
— Жак Брюно, — ответил барон.
— Ах, вот как, — удивился Дьявол, — Жак Брюно. Ну что ж, вот ты и спасен: ты скажешь об этом судьям, и они тебе тут же поверят.
Холодная насмешливость Сатаны отрезвила барона, он понял, что подобное разоблачение в суде невозможно без доказательств, у него же нет ничего, кроме его убежденности в том, что тот, кого он узнал на дороге в Буа-Манде, был не кто иной, как Жак Брюно. Тогда, подобно человеку, тонущему в бурю, который хватается за все, что попадается ему под руку, будь то раскаленное железо или лезвие бритвы, барон сказал:
— Но Жюльетта может дать показания в мою пользу.
— Очень изобретательно, — хмыкнул Дьявол. — Она может как спасти тебя, так и погубить окончательно: все зависит от настроения твоей сестрички Жюльетты.
— А зачем ей губить меня?
— А зачем спасать? О! Конечно, если бы ты дал ей каких-нибудь пятьсот тысяч франков, как другой твоей сестре, Каролине, если бы ты не отнял у нее любовника или, наконец, стал ее любовником…
— Какой ужас!
— Не все зависело от тебя, хозяин, хоть ты и желал этого. Чего же ты хочешь теперь? В твоей истории именно этого не хватает, но позор эшафота послужит компенсацией недостающему кровосмешению.
— О! Нет, нет, — запротестовал Луицци, — не старайся понапрасну, Сатана, не будет этого, и именно Жюльетта, именно она, на которую ты так рассчитывал, чтобы погубить меня, меня спасет, я заплачу ей за правду дороже, чем кто-либо когда-нибудь платил за ложь.
— Вот и хорошо, — согласился Сатана, — ты сделаешь Жюльетту богаче Каролины, ты вознаградишь порок лучше, чем добродетель. Поистине, ты с каждым днем делаешь успехи.
— Хорошо, пусть будет так, — сказал Луицци, — поскольку все в этом мире подло, я стану подлецом, поскольку все продается, я все куплю.
— Но не станешь умнее, барон, ибо обыкновенно не платят за то, на что имеют право, только мошенники покупают себе хорошую репутацию, только преступники разоряются ради своего оправдания. Ты же хочешь купить оправдание за преступление, которого не совершал. Глупец, бедный глупец!
— Пусть так, — не сдавался Луицци, — я буду еще большим глупцом, если дам приговорить себя… Скажи мне, где Жюльетта, куда я могу ей написать, я сам позабочусь о своем спасении.
— Сейчас, когда ты говоришь со мной, она у господина де Парадеза, ее деда, и хотя я никогда не говорил тебе ни слова о твоем будущем, хочу помочь в твоих попытках спастись и скажу, что письмо застанет ее у деда.
— Довольно, — сказал Луицци и жестом приказал Сатане удалиться.