«То есть я знал его, потому что видел два-три раза в Париже, у него были проблемы с моим шурином».
«Ах! Так господин де Серни знал вашего шурина».
«Я думаю, — ответил Донзо, — что скорее его знала госпожа де Серни».
«Удивительно!» — Леони и представить не могла, что кто-то из ее знакомых может иметь такого зятя.
«Уверяю вас, — продолжал Донзо, — она знала его так хорошо, что сбежала с ним».
Госпоже де Серни удалось скрыть свое изумление, но только потому, что она заранее решила не выдавать этому человеку причину своих расспросов.
«А! Так госпожа де Серни бежала с вашим шурином?»
«Ну да, с бароном де Луицци, об этом вся Франция знает».
«Да, да, правда, с тем, который убил господина де Серни».
При этих словах Анри побледнел, а затем пробормотал:
«Убил он его или нет, не в том дело, это суд решит».
Смятение твоего зятя поразило Леони, и она пристально посмотрела на него:
«Только любовник, похитивший жену, мог убить мужа».
«Возможно, — ответил Анри, — хотя я не понимаю, как можно убивать любовника своей жены. Убить любовника своей подружки, это — да», — добавил он с бешенством.
То, как Анри произнес последние слова, заставило побледнеть теперь уже госпожу де Серни, но она побоялась выдать свое подозрение, которое вдруг родилось у нее, и спокойно ответила Донзо:
«И вы, несомненно, отправились в Тулузу на поиски вашего шурина, не так ли?»
«Черт, это меня не касается, это его дела, пусть выпутывается как знает. Нет, я приехал совсем за другим».
«И вы, конечно, достигли цели вашего путешествия?»
«По меньшей мере наполовину: видите ли, я умею отомстить за себя, когда меня оскорбляют, я уже проучил одного и скоро проучу другую, ту чертовку, которая только что выгнала меня из замка своего деда…»
— Как? Он сказал такое Леони, — вскричал Луицци, — и Леони не приехала, чтобы назвать имя настоящего преступника, ведь это он, правда?
— Время идет, хозяин, если ты будешь прерывать меня, мы не дойдем до конца нашего рассказа.
И Сатана продолжил:
— Да, Анри сказал то, что сказал, Анри выдал себя. Чего ты хочешь, мой дорогой, преступление было бы слишком хорошей игрой, если бы умело держать язык за зубами: Бог так велел. Труп, зарытый в землю, издает запахи, которые сообщают о его присутствии, вода выносит на поверхность доверенные ей жертвы, огонь пожирает тела, но не стирает следов от ран, желудки хранят остатки яда: душа человеческая слаба, угрызения совести проступают наружу через все поры, вина поднимается и трепещет на кончике языка. Да, Анри Донзо сказал это, и поскольку на этот раз госпожа де Серни не справилась с ужасом, который овладел ею, Анри понял, какую совершил ошибку. Несомненно, он тут же исправил бы ее, убив Леони вместе с зародившимся в ее душе подозрением, но среди бела дня, на глазах у форейтора, нет, он подумал, что эта посторонняя женщина не должна быть заинтересована в том, чтобы погубить его и спасти барона де Луицци. Однако, на всякий случай решив узнать, кто она, Анри сделал вид, что не заметил ни ее смятения, ни собственной оговорки, и спросил вежливо, как никогда в жизни: