Петр Владимирович Бехтерев
Но были моменты, когда домработницы исчезали или уходили в отпуск. (Я тогда не понимал всей остроты этих проблем – понял только спустя двадцать пять лет, когда самому пришлось столкнуться.) Именно поэтому, приблизительно с 1955 года, я становился все более и более осведомленным о том, что делает НП. А как же иначе, если до одиннадцати вечера сидишь в электрофизиологической лаборатории Нейрохирургического института имени А. Л. Поленова. В краткие минуты перерывов НП рассказывала мне сказки о физиологии, о красных и белых кровяных телах. Белые были сильные и пушистые и защищали меня от микробов. Рассказывала сказки и о приборах. В них разрешалось играть. НП была заведующей лабораторией, и если я что-то ломал, то сама (!) исправляла. Это умение было необходимым, потому что приборы были малонадежными. Правда, утром лаборанты удивлялись, что все коммутации нарушены. Иногда меня спрашивают, спрашивала и она сама, не был ли я обделен обычным материнским вниманием. Определенно нет. И с позиций взрослого человека, для которого она создала, именно много работая, прекрасный плацдарм, и даже с тех давних детских позиций, так как недостаток общения компенсировался качеством. Я видел довольно дружный коллектив людей, которым нравилось работать. И все время видел, как работала сама НП. Видел, с какой радостью люди встречали новые приборы, которые появлялись как будто бы сами собой. Теперь-то я знаю, сколько сил для этого надо было приложить. А это были электроэнцефалографы французской фирмы «Альвар», «телевизор мозга» по Ливанову и многое другое.
Зинаида Васильевна Бехтерева
Довольно скоро НП стала заместителем директора Института, и тогда часть времени я проводил в приемной. Это было уже не так интересно, как в лаборатории.
Тогда НП в основном занималась проблемой диагностики заболеваний головного мозга по электроэнцефалограмме. Естественно, никаких методов ее обработки тогда не существовало, и все оценивалось с помощью самого мощного в природе анализатора – глаза и мозга исследователя. И вот здесь эта работа была не столько методом, сколько искусством. Я помню споры об энцефалографии. Помню, с какой гордостью НП поздно вечером говорила (не мне, конечно, но я слышал), что на операции опухоль оказалась именно там, где она указала.
По результатам этих исследований НП написала свою первую монографию «Биопотенциалы больших полушарий при супратенальных опухолях», которая сразу же стала популярной. Ее главное достоинство заключалось в том, что диагностика с помощью электроэнцефалографии все меньше становилась искусством и все больше – методом. Кроме того, в ней содержались теоретические предположения. В популярной книге не надо их детально излагать (тот, кто интересуется, может прочитать монографию), но эти предположения опять же превращали электроэнцефалографию из феноменологии в физиологию. Из набора правил в науку. Например, была выдвинута гипотеза о защитной роли медленных колебаний.