Клубнев тем временем схватился руками за голову и принялся раскачиваться из стороны в сторону как маятник.
— Господи, моя карьера… — внезапно простонал он. — Я только начал вставать на ноги. Настя, что ты натворила?
Он внезапно вырвал свою руку, которую держала Лариса, и бросился к выходу из кабинета. Лариса не стала его останавливать.
И в этот момент в ее кабинет вошел капитан Карташов в штатском.
— Ну что опять за спешка? — недовольно спросил он.
— Тихо, садись и смотри, — оборвала его Лариса, указывая на кресло. — Давай немного подождем. Она уже призналась, и все это записано на пленку. А сейчас, я думаю, развернется пьеса под названием «Отелло». В роли Дездемоны выступит Анастасия Горецкая, а в роли мавра — депутат городской думы Иван Клубнев.
— А дальше?
— А дальше появимся мы.
— Не возражаю…
Карташов пожал плечами и уставился на экран.
— Юра, выйди, пожалуйста, — прозвучал глухой голос Клубнева.
Он уже стоял на пороге кабинки для «конфиденциальных» разговоров. Горецкая, вздрогнув, уставилась на мужа так, как будто увидела привидение. Юра же, удивленно вскинув брови и усмехнувшись, встал.
— Извини, старик. Так получилось.
Он похлопал депутата по плечу и вышел из кабины. Казалось, он был рад, что все закончилось именно так. Похоже, что признания Горецкой и ее приставания насчет Москвы ему самому были неприятны.
— Ты что, за мной следил? — вскочила Анастасия Николаевная со стула.
Ее глаза пылали праведным гневом.
— Делать мне больше нечего, — устало ответил Клубнев. — Сядь на место и перестань из себя опять кого-то изображать. Я не знаю всех твоих ролей и сейчас не оценю твоей игры.
Горецкая хмуро посмотрела на мужа и села.
— Ты всю жизнь играешь: сначала роль жены, потом матери. Я уверен, что и сейчас, с Юрием, ты пыталась играть роль любовницы, которую отвергли, — Клубнев поморщился. — Так себе, между прочим, сыграла. Иногда я уже и не могу отличить, где ты настоящая, а где нет. С кем ты спишь, мне все равно. Ты никогда не была монашкой, но сегодня я услышал о тебе такое!
— Что? Что ты услышал? — с ужасом спросила Горецкая. — Как ты мог что-либо слышать?
— Во всех ресторанах стоят камеры. И «Чайка» не исключение.
— Нас что, и сейчас видят и слышат? — с еще большим ужасом спросила Горецкая и привстала.
— Сейчас это уже не имеет значения. Так я все-таки не понял, в чем тебя обвиняют?
Горецкая смотрела на мужа широко раскрытыми глазами, не в силах вымолвить ни слова. Видимо, на нее большое впечатление произвело скоропалительное исчезновение Юрия и внезапное, как снег на голову, появление мужа.