Красоцкие и Солнцевы быстро подружились и проводили много времени вместе, тем более что старый помещик оказался отчаянным либералом, подписал петицию царю о необходимости освобождения крестьян, ораторствовал о пользе строительства железных дорог и заводов по типу английских. Сам он был пайщиком нескольких предприятий, от которых покуда, как говорил, больших барышей еще не имел, но надеялся на них в будущем. Ольга играла на рояле, любила мечтать, много читала, особенно французские романы, верила в бога и эмансипацию женщин, смутно представляя себе, впрочем, что это означает. Но, наивная во многом, она не была лишена здравого смысла и врожденного юмора. Как это часто бывает с очень молоденькими девушками, Ольга страстно привязалась к сдержанной, чуткой Лизе и поверяла ей все свои мысли и маленькие секреты.
Почти в то же время в Аахен приехал лечиться Фердинанд Лассаль и тотчас же привлек к себе внимание. Высокий, великолепно, по самой последней моде, одетый, всегда в цилиндре и с дорогой тростью, он выделялся даже в толпе самых изощренных щеголей. Лизе его красивое, правильное лицо приводило на память портреты знаменитых тореадоров, итальянских теноров и актеров, исполнявших роли роковых для женского сердца первых любовников.
Лассаль со скучающим и вместе победоносным видом прогуливался по аллеям парка. Лизе он не понравился.
— Бог мой, — сказала она, когда Ольга спросила ее мнение, — в шестидесятых годах нашего века донжуаны кажутся только смешными! Их время прошло. Сейчас другие герои.
— Не Растиньяк ли? — улыбнулась Ольга.
Каково же было удивление Лизы, когда несколько дней спустя старик Солнцев рассказал, что познакомился у источника с отчаянным революционером, о котором уже много слыхал в связи с делом своей знакомой, графини Гацфельд.
— Это сам Лассаль, пороховой человек, — закончил он свой рассказ.
— Я так и думала. Он не может быть обыкновенным, — сказала Ольга. — Ты познакомишь меня с ним, папа?
Вскоре Лассаль стал завсегдатаем у Солнцевых и Красоцких. Он не скрывал, что глубоко увлечен Ольгой и добивается взаимности, чего бы это ему ни стоило. Лиза не придавала большого значения его влюбленности.
— Лассаль слишком любит самого себя. Себялюбие может довести его до безумных поступков.
— О нет, вы не правы. Как же тогда понять его борьбу за народ? — оспаривала Ольга.
— Это поприще, на котором он выступает особенно блестяще. Разве революционер не может быть честолюбцем?
— Не должен, — возразила Ольга.
— Пожалуй, но жажда славы, известности не раз приводила людей на эшафот и в ряды повстанцев за правое дело.