В совхозе Ядвигу встретили новостью.
— Есть новенькая, — сказала госпожа Роек.
— Новенькая? Кто такая?
— Полковница! Может, помнишь, была с нами на пристани, а потом в теплушке, такая в черной шали.
— Полковница! Да не может быть! Что она тут делает?
— Так сразу и делает? Вот уже три дня присматривает себе работу. Нелегко выбирать, шутка сказать — полковница! А живет в комнате, что, помнишь, весной перестроили из чулана.
— Ведь ее должны были дать Матрене?
— Ну да, а Матрена согласилась остаться в общежитии, потому что та стала скандалить, что не может жить в казармах. Вот ей и дали комнату, полковнице.
— Интересно, как она тут очутилась?
— Говорит, ее там травили. Так она, мол, и без них обойдется. Уж как-нибудь, говорит, на себя заработаю.
— Что ж, посмотрим.
Полковница Жулавская мало изменилась с того времени, как они были на Сыр-Дарье. Те же тонкие, кисло поджатые губы, то же бесцветное, сухое и сердитое лицо. Только шерстяной платок сняла, что, впрочем, принимая во внимание температуру, было вполне объяснимо. И еще оказалось, что она собственно не была полковницей, а только тещей полковника.
— Странно, почему вам не предложили ехать в Иран? — притворно удивлялась госпожа Роек.
— В Иран… Вы не знаете, как это делается? Взяли кто помоложе, покрасивее, а что ж я? Старуха. Кому я нужна? — ядовито рассказывала полковница, исподтишка осматривая комнату.
— А вы, кажется, уже давно проводите здесь время? Как устроились?
— Да вот, как видите. Много ли человеку надо? Выла бы крыша над головой да кусок хлеба.
— Да, да… Потребности у людей, конечно, разные.
— Как так? — не поняла Роек, но госпожа Жулавская не сочла нужным объяснить. Она сидела прямая, напряженная, словно пришла с официальным визитом.
— И что ж, вы так и удовлетворились этой… физической работой?
— А почему бы не удовлетвориться? По правде сказать, что еще я могла бы делать, — рассуждала госпожа Роек. — Образования я не получила, какая же может быть не физическая работа? А как свинарка я могу еще и рекорды ставить, вот оно как!
Жулавская брезгливо поморщилась.
— Да, разумеется… А вы, — обратилась она к Ядвиге, — тоже к свиньям приставлены?
— Нет, я к овцам.
— К овцам… Ага…
— А вы что намерены делать? — в упор спросила Ядвига, которую раздражало презрительное выражение на лице гостьи.
— Я? Да вот… осматриваюсь. Хотя, что поделаешь, может и меня загонят в какой-нибудь… коровник? В конце концов ведь я в полной зависимости от их милости. Вот до чего довели меня дорогие соотечественники! Впрочем, вы читали в последнем номере «Польши»? Сам посол заявил, что нам придется жить своим трудом.