Так продолжалось до тех пор, пока «Спартак» (чьё место в высшей лиге к тому моменту было весьма проблематично) не продул со счётом ноль — три. Продул и продул, с кем не бывает. Но кому?! Мальчишкам! Дебютантам высшей лиги! Аутсайдерам!
С этим позорным проигрышем внутри у Кузьмича не то что оборвалось (это у него раньше обрывалось после каждого гола в «наши» ворота), погасло у него что-то внутри. Тихо и небольно. Выключил он в тот день телевизор и ушёл на кухню курить, ещё ни о чём не подозревая. Дня через три, когда «Спартак» снова играл, Кузьмич даже не включил телевизор. Галина Фёдоровна посмотрела на него с опаской и включила сама. Кузьмич сидел на кухне и курил, не обращая внимания на хоккейные звуки. Потом, правда, зашёл в комнату, присел перед телевизором и равнодушно посмотрел на экран.
То, что раньше вызывало в его душе немедленный и трепещущий отклик, то, что раньше заставляло биться сердце, то, в чём он находил особую музыку и красоту, логику и мысль, предстало вдруг перед ним как бессмысленное, пустое мельтешение и суета. Он словно впервые увидел, что хоккеисты смешны и нелепы. Поверх, очевидно шерстяных» штанов они носили ещё и трусы… Кузьмич усмехнулся про себя. Он отчего-то представил себя в майке поверх толстого свитера или пиджака. Но больше всего его поразило то серьёзное, даже какое-то углублённое отношение игроков к своему делу, которое заключалось всё в том, чтобы затолкнуть маленькую, вёрткую шайбу в ворота другой команды, условно называемой «противником». Причём сделать это они должны были по определённым правилам. А чтобы всё было по этим неизвестно кем придуманным правилам, следили ещё три человека в полосатых судейских рубахах и с неподкупными, бесстрастными лицами. Судьи относились к своему делу очень серьёзно и искренне. А игроки, отлично зная все придуманные правила, всё время их нарушали и делали это украдкой, оглядываясь на судей, и, когда те замечали эти нарушения и штрафовали их, игроки делали недоумевающие лица и пожимали громоздкими плечами.
И Кузьмич, и тысячи зрителей, заполнивших трибуны, знали, что умение игроков затолкнуть шайбу в ворота «противника» влияет на их заработок, известность и общественное положение, но во время игры и хоккеисты, и зрители, и судьи, и тренеры забывали об этом.
Для тренера количество шайб, заброшенных в ворота другой команды, означало ещё и победу его мысли и вызывало в нём чувство глубокого морального удовлетворения.
Игру до конца Кузьмич так и не досмотрел.
На работе в обеденный перерыв ему по-прежнему с почтением уступали место за доминошным столом. И не потому, что стал он теперь начальником (последние пять лет он работал сменным мастером), а потому что игра с его участием становилась не менее захватывающая, чем матч с профессионалами (опять этот хоккей!). Зато теперь он стал неуязвим для психологического давления со стороны своих постоянных доминошных противников.