8
Палыч, не выказавший восторга по поводу лампочки, по поводу ковшика небрежно заметил:
— А мне и кружкой было удобно… У меня же пальчики не дамские…
— Ну хорошо, хорошо, — сказал я, окатывая его из ковшика, — но ведь ковшик удобнее?
— Мне всё равно, что то, что это, — сказал Палыч. — У меня руки не горели…
— Вот ведь чёрт упрямый! — сказал я.
Домывались мы молча. Потом я перевесил лампочку в предбанник и увидел, что Палыч, пришедший позже, принёс алюминиевый двухлитровый бидончик, который и плавал теперь в ведре с холодной водой.
Палыч неспешно вытерся, натянул на распаренное красное тело голубую с начёсом нижнюю рубаху и такие же кальсоны, повязал голову полотенцем, совершенно как бабы платком, и после этого откинулся, зашуршав пришпиленной к стене газетой и закрыв глаза.
— Бидончик-то достань, — сказал он.
Я вынул ледяной бидончик и приоткрыл крышку В нос ударил медовый, неописуемый и несказанный запах.
— Ух ты чёрт! — сказал я и припал губами к холодному краю бидончика.
— За кружкой сходи, — сказал Палыч, не открывая глаз. — Расчертыхался… В бане не ругаются.
Я сходил за кружкой, остудил её в том же ведре, налил медовухи и почтительно протянул Палычу. Тот разлепил тяжёлые веки, принял сосуд, отставив мизинчик, сложил губы трубочкой и вытянул медовуху одним долгим духом, сладострастно постанывая при этом.
— Глотку не застуди, — сказал Палыч и снова откинулся и закрыл глаза.
— И кружка пригодится, — сказал я, выпив свою порцию и пристраивая кружку на одном из многочисленных гвоздей. — Пусть она так и остаётся в предбаннике для питья, — продолжал я настаивать на своих революционных преобразованиях.
Палыч на эти мои слова тихонько про себя вздохнул, глаз, между прочим, не открывая.
— Нет, — упёрся я, — ты всё-таки скажи, ведь ковшиком удобнее? Особенно поддавать… И вообще, поливаться. Сколько хочешь, столько и зачерпнул… А кружкой черпаешь, черпаешь, особенно кипяток…
— Аж уронишь раза два… — ухмыльнулся с закрытыми глазами Палыч.
— Ну хорошо! — вскричал я. — Допустим, у тебя тренированные руки, дублёная кожа и ты не чувствуешь температуры, а вернее всего, можешь её терпеть. Но зачем терпеть? Зачем мириться с неудобством, когда для удобства достаточно лишь сменить посудину? Или провести лампочку. Вот признайся как на духу, ковшом удобнее работать?
— Ну чего прилепился? — улыбнулся Палыч. — Плесни-ка лучше медовушки. Специально для тебя ставил. Ты как написал, что к нам собираешься, я думаю, дай поставлю… А то он и медовухи-то настоящей, наверное, не пробовал.
— Пробовал, когда в Суздале был на экскурсии, но там не такая, конечно, хотя тоже неплохая.