Здесь, у Фетини, совсем иначе. Всё убрано и упорядочено, пляж чист от отбросов, которые сложены в дальнем углу на радость олушам и хищным птицам. В море тоже ничего не должно оставаться, могут прийти акулы. Акулье мясо не выбрасывается а сушится. Конечно, оно не принесёт того дохода что плавники и хвосты, но на рынке в Мока его купят эритрейские коммерсанты или сауды на корм скоту.
Через некоторое время монотонное бормотание молитвы закончилось. Готовое кануть в море солнце уже окрасило небо в красный цвет и воспламенило скалы из чёрной лавы.
Рыбаки зашли в хижину и усаживаются рядом с нами, расстилают на песке циновки и одеяла, чтобы нам было удобнее.
Фетини самый старый из группы и остальные, почти ещё мальчики, почитают его как старосту.
— Carlo! Fethini…akhul.. — восклицает наш друг.
— Лиззи. Поняла? Он приглашает нас на ужин. Постарайся выразить им признательность.
— Нет! Прошу тебя! Эту чёрную мерзость я не хочу…И кроме того, мы отнимем пищу у них, которые вкалывали весь день. Придумай что-нибудь, давай. — вот вся признательность, которую я могла выразить.
Но это совсем не просто. На слабые протесты Карло, Фетини отвечает смехом и жестами, словно отправляя пищу в рот щепотью. Он уже решил за нас. Кажется все рады, такое событие — двое гостей иностранцев, пусть даже порции будут меньше.
Довольны все кроме меня. При одной только мысли о бочке с печенью меня одолевает ужас. Я уже знаю, придётся попробовать по крайней мере пару кусочков, отказаться будет невозможно.
Парень, по виду самый младший, остался снаружи хижины готовить ужин. Выхожу составить ему компанию. Парнишка копается в песке, разгребает его немного и поднимет полузасыпанную доску. «Tandoor» — говорит он показывая на картон и куски мешковины покрывающие закопанную в песок бочку. Внизу, на дне, краснеют угли а сверху пекутся две хороших рыбины. Парень сует руку по локоть в бочку, переворачивает рыбу. Запах очень аппетитный. Прежде чем закрыть бочку, Али делает две лепёшки из теста, которое он держит в жестяном тазике, расплющивает их ладонями и прилепляет к вертикальным стенкам бочки, чтобы они пеклись подальше от углей. Потом накрывает всё и присыпает песком.
Я приятно удивлена. В нескольких метрах на другом костерке, разведённом прямо на песке и укрытом от ветра картонной загородкой, стоят кастрюли, одна с рисом, другая с красноватым бульоном в котором варятся куски рыбы.
— Akul? — Еда? Я спрашиваю с деланным безразличием, показывая на кастрюли.
— Aiua, akul — отвечает он блестя глазами и белозубой улыбкой.