— Не делай из меня героя. Джулиана. Я нашел ее… и узнал о ее положении. Она не говорила мне, кто отец, и я был в ярости. Я оставил ее здесь. Не желал ее знать.
Джулиана не могла в это поверить. И не поверила.
— Нет… — Она покачала головой. — Это неправда. Сейчас ведь ты здесь.
Герцог отвернулся от нее, вернулся к окну и устремил взгляд на пустошь. Молчание длилось довольно долго. Наконец он проговорил:
— Я приехал только для того, чтобы решить, что делать дальше. Чтобы заставить ее сказать, кто этот человек. И подготовить все для того, чтобы спрятать ребенка. Спрятать свою сестру. Ты по-прежнему считаешь меня героем?
Она нахмурилась.
— А ты все еще собираешься сделать это?
Он снова повернулся к ней.
— Не знаю. Возможно. Я долго думал об этом по дороге сюда. А теперь… — Он внезапно умолк.
— А что теперь?
— Я не знаю! — выкрикнул Саймон в отчаянии. — Потому что теперь все мои планы кажутся мне… ужасно неразумными. Теперь моя сестра со мной не разговаривает. И теперь… Теперь я держал в руках этого ребенка.
Джулиана снова приблизилась к нему и увидела в его глазах муку. Он потянулся к ней и провел пальцами по ее щеке — настолько мягко и нежно, что она прикрыла глаза, чтобы не выдать своих чувств.
— А ты еще больше все усложнила…
Джулиана в изумлении распахнула глаза.
— Что это значит?
— Только одно: когда ты рядом, я забываю обо всем, что должен помнить. И единственное, чего я хочу, — вот это…
Он прижался губами к ее губам, и нежность поцелуя еще больше усилила щемящую боль, которая поселилась в ее сердце во время этого разговора.
Но в поцелуе Саймона была не только нежность, но и отчаяние. И казалось, что этот поцелуй оставил обнаженными их обоих — обнажил их души.
Они на мгновение отстранились друг от друга. И тут Джулиана, не в силах сдержаться, обвила руками шею герцога и ответила на его поцелуй со всей страстью, любовью и тоскливым желанием.
И тотчас же все изменилось.
Саймон с проклятием отпрянул от нее и отступил на несколько шагов, показавшихся ей милями.
Затем он утер рот тыльной стороной ладони, словно стирая память о ней, и пробормотал:
— Я должен защищать свою семью, Джулиана. Должен сделать все, что необходимо, для защиты нашего доброго имени.
Она кивнула:
— Я понимаю…
— Нет, не понимаешь. Ты просто не можешь этого понять. Но я герцог, и я должен исполнить свой долг.
— Ты говоришь так, будто я просила тебя отказаться от твоего долга.
Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох.
— Нет, не просила. Знаю, что не просила. Но ты пробуждаешь во мне желание отказаться от долга. Желание послать все к черту. Заставляешь думать, что все могло бы быть по-другому. Но… — Он осекся.