Эти слова сестры, такие искренние, чудесным образом подействовали на него, и он решительно заявил:
— Мне плевать на скандал! Мне нет дела до леди! Все, что мне нужно, — это Джулиана. Хочу, чтобы она стала моей навсегда! Но если я так поступлю, если погублю Пенелопу… Что Джулиана подумает обо мне? Как она сможет доверять мне, если я был так бессердечен по отношению к другой?
На несколько долгих минут в детской воцарилось молчание. Наконец герцог со вздохом сказал:
— Нет, не могу я этого сделать, не могу поступить недостойно, так уронить себя в ее глазах…
Но даже после этих слов он понимал, что никогда не будет достоин Джулианы — ее яркости и ее красоты, покоривших его с самой первой минуты. Но все же…
Разрази его гром, если он откажется от нее!
Он нашел ее.
Он хочет прожить с ней жизнь!
— По крайней мере дай Пенелопе возможность выбрать, Саймон, — сказала Джорджиана, которая с каким-то материнским сочувствием наблюдала за его мучениями, за его борьбой. — Она заслуживает шанса сделать выбор. И, видит Бог, вы с Джулианой заслуживаете шанса на счастье.
Это по крайней мере было правдой. Откашлявшись, он спросил:
— Думаешь, существует вероятность того, что Пенелопа отпустит меня?
Джорджиана улыбнулась, и было в этой ее улыбке нечто такое, что он не вполне понимал. Казалось, она знала какую-то тайну.
— Да, отпустит.
Они снова замолчали, и Саймон стал наблюдать за малышкой Кэролайн, спящей на плече матери. И он вдруг представил другого ребенка — с черными волосиками и голубыми глазками, — спящего на руках у своей мамы.
Саймон со стоном закрыл глаза. Он понял, что хотел этого ребенка. Своего ребенка. И хотел, чтобы Джулиана была матерью этого малыша.
Но сначала он должен был попросить прощения у сестры.
— Я совершил ошибку… и с тобой тоже, — пробормотал герцог.
— Только одну?
Саймон нахмурился, а Джорджиана, рассмеявшись, спросила:
— О какой ошибке ты говоришь?
— Я не должен был оставлять тебя здесь, в Йоркшире.
Сестра задумалась над его словами.
— Но я сама захотела остаться здесь.
— Да. И ты могла здесь остаться. Но я не должен был оставлять тебя тогда. И так. Мне следовало больше беспокоиться о тебе и меньше — о скандале. — Он прошел к окну и устремил взгляд на вересковую пустошь. — Я не могу этого изменить, но очень сожалею.
— Спасибо, — отозвалась сестра.
«Как же она повзрослела, — думал Саймон. — И как я этого не замечал?»
— Я хотел бы все исправить. И хотел бы, чтобы ты сказала мне, кто…
— Он далеко сейчас, — перебила сестра.
— Но я мог бы отыскать его. И мы могли бы…
— Ты его не найдешь. И ничего уже не исправить, Саймон. Думаю, ты прекрасно это понимаешь.