Может, он мечтал: "Эх, закончу сейчас историю о том, как Ремедиос Прекрасная вознеслась на небеса, и пойду выгуляю собаку". А была ли у Маркеса собака? И какой породы? Нет, у него наверняка был бойцовский петух вместо собаки. И Маркес подумывал, временами поднимая голову от своей волшебной рукописи: "Вот допишу главу, и пойду зерна насыплю петуху". Или лучше не петух, а так: "Закончу скоренько главку и сварю жене кофе". Наоборот: "Жена сварит мне кофейку, а я попишу…"
Неужели Маркес сам испытал всю боль, равнодушие и лицемерие одиночества, о котором писал? Человек, не познавший полуночной тоски, не может ТАК писать. Человек, не встретившийся глаза в глаза с одичанием одиночества, не может ТАК видеть, Так рыдать и чувствовать. Не может.
Об одиночестве не говорят. О нем молчат. Тихо, грустно, как о любви. Сочиняют песни и пронзительные стихи об одиночестве, как о любви. И сердце болит от одиночества, как от любви — горько, с надрывом.
Сигаретный дым в форточку тонкой струйкой, запах кофе по всей квартире и пустынные комнаты, тихие комнаты — первые признаки. Не любви. Одиночества. Когда молчит телефон, а стучат не в твою дверь. Опять к соседям.
Почему оно приходит к человеку? Набрасывается на него зверем или незаметно, вкрадчиво вползает в душу. Вот же она, жизнь — прекрасная, стремительная, когда все лучшее — впереди. Вот она, жизнь — с друзьями и родными, проблемами и радостями. Всё вроде бы есть — и ничего нет. Одновременно.
Словно обухом по голове… Бритвой полоснет по горлу… Одиночество. Откуда оно появляется, когда в толпе людской остаешься наедине со своими мыслями и никуда от них не убежать, не спрятаться за чью‑нибудь широкую спину.
Зачем появляется оно, пугая, настораживая, мучительно испытывая человека на прочность. Странные тени скользят по стенам: забытых друзей и любимых. Фотографии в пыльных рамках, воспоминания… Одиночество душит, глушит, торжествует.
Существует всепоглощающая любовь в жизни. Существует всепоглощающее одиночество. И пусть у Маркеса не было собаки или петуха (о которых он не успевал заботиться), но ведь у него была семья, друзья, жена, варившая кофе. А он сидел, запершись в своей комнатушке, и писал о горечи и боли. И был один.
"Тебе два раза звонили студенты. Какие‑то у них проблемы. Хотят с тобой посоветоваться. Неужели у них нет родителей?" — сообщает мне новости мама.
У них, то есть у моих учеников, есть родители, но… Это "но" маячит везде: на улице, в автобусе или в магазине. Где стоит сейчас, переминаясь с ноги на ногу, злая продавщица. С такой ненавистью она обслуживает покупателей, что молоко киснет от её импульсов. Вот она, продавщица, окруженная нервными покупателями. Одна. Как, впрочем, и каждый в этой кучке людей, складывающих скисающий товар в сумки и кульки.