— Мы записали тебя в школу, так что через месяц готовься, — подмигнул отец, — нечего бездельничать.
Конечно же, бездельничать! — хотел было возмутиться я, но вовремя остановился, уловив нотки грусти в глазах матери.
— Твоя учеба оплачена полностью, как и учеба у Макото-сана. Возьми кредитку, — через стол пролетел пластмассовый прямоугольник, — пользоваться умеешь, — утвердительно произнес отец, — надеюсь на твое благоразумие.
— Так вы же только на неделю? — я обескураженно рассматривал логотип визы на черной поверхности.
— Мало ли что, — уклончиво ответил отец.
— Все будет хорошо, — подбодрила мама и взяла меня за руку.
Следующий день я сохранил в своей памяти навсегда. С самого утра и до поздней ночи мы носились по городу, объехали множество мест, а самое главное — были обычной счастливой семьей. Я изображал из себя гида и служил переводчиком под насмешливыми взглядами матери, пока отец не разразился длинной речью на чистом японском, устав подхихикивать над особо удачными моими переводами. Я даже не расстроился — уж сильно утомительное это дело — думать на русском, а говорить по-японски. Словом, отличный был день, даже дядя Гриша под конец поучаствовал — шумная компания хотела было завязать беседу с родителями, но внезапно им стало очень-очень плохо, а дядя вызвал им скорую. В суете дядя Гриша подарил мне еще одну кредитку, с пин-кодом, приклеенным на тыльной стороне, а под самую ночь еще один прямоугольник пластика незаметно положила мама. Вернее, это она считала, что незаметно, но после занятий с сенсеем чувствительность стала чуть ли не болезненной, потому я не особо любил большой город. Ночь перед отъездом родных практически не спал, душу рвала тоска и желание умолять отца никуда не ехать, но кто послушает глупого ребенка? Вся возня с кредитными картами (а утром нашлась четвертая, уж и не знаю от кого) помноженная на отъезд дяди Гриши и вроде как короткий срок разлуки, вызывала ощутимую тревогу.
Как оказалось, не напрасно.
Через полгода после этого разговора я официально принял тот факт, что они не приедут. Ко мне в свое время подходил и Макото, и друзья отца с родины. Все они пытались мягко намекнуть, стараясь особо не травмировать, что родных больше нет — никого, ни отца, ни матери, ни дяди, ни его друзей. Я не верил, ждал, однако со временем пришло смирение.
Мир не исчез и не разрушился, все так же ночь сменяла день. Все так же шли тренировки, средняя школа, снова тренировки, сон. Но из души словно выдернули очень важную часть.
* * *
Мягко шелестит трава над головой, впереди — бездонная глубина неба, без единого облачка. Если отпустить фантазию в полет, то можно представить, что лежишь среди огромного зеленого леса, что возносится на сотни метров ввысь. А может даже небо — вовсе не вверху, и если отпустить траву из рук — упадешь в бездонный небесный океан.