— Что бы ни случилось, — говорил мальчик, глядя на меня снизу вверх, — не пугайся. Я вчера увидел на дереве сороку. Чуть позже к ней присоединился большой ворон. Они сидели вместе и наблюдали за нами. Затем ворон согнал сороку, и они вместе улетели.
Ворон — сорока? Слова Олава доносились будто издалека, и я никак не мог взять в толк, о чем он толкует. Парень, похоже, совсем помешался на проклятых птицах. А может, просто сошел с ума…
Наверное, мысли эти отразились на моем лице. Потому что Олав улыбнулся — губы потрескались, отчего рот выглядел кроваво-красной щелью на узком, бледном личике — и снизошел до объяснений:
— Сорока — это птица Хель, тоже наполовину белая, наполовину черная. Она олицетворяет погибельную, разрушительную красоту. Ну, с вороном все ясно — он принадлежит Одину. Отсюда и смысл послания: сегодня Один вмешается и помешает Хель забрать нас с собой.
— Ну, что ж, — пробормотал я сквозь клацающие зубы, — по крайней мере соломенная смерть[4] нам не грозит.
— Если Норнам будет угодно, — ответил Олав, — нам вообще не придется думать о смерти.
Я смотрел, как Торкель возится с постромками, пытаясь прикрепить их к хомуту. Он почти преуспел в этом занятии, когда воздух разорвал пронзительный, вибрирующий вопль.
Друмбе повезло: он зачем-то обернулся, и стрела, нацеленная ему меж лопаток, угодила в плечо.
Следующую стрелу поймал Торкель, который по-прежнему стоял возле лошади с упряжью в руках. От удара он пошатнулся, но остался стоять на ногах, только еще больше разозлился.
Всадники возникли из заснеженной пустыни, подобно призракам. Они сами и лошади были облачены в белые балахоны, что делало их невидимыми во время пурги. К тому же снежный покров приглушал стук копыт. Так что мы самым постыдным образом прозевали их появление и очнулись уже под градом стрел. Всадники разделились на две группы и с обеих сторон обогнули березовую рощицу, у которой мы остановились на ночевку. И вот теперь они галопом неслись на наш крохотный лагерь, не оставляя нам никакой надежды.
Я увидел, как Хег с криком бросился наутек и мгновенно затерялся в снежной пелене. Зато Торкель остался стоять на месте и заработал еще одну стрелу. На сей раз она вонзилась прямо в грудь и отбросила его на несколько шагов. Падая, Торкель выпустил постромки. Насмерть перепуганная лошадка пятилась и пыталась встать на дыбы.
Они были молчаливыми, эти всадники. Молчаливыми и очень быстрыми. Проворные, словно кошки, они нарезали вокруг нас бесконечные круги и безостановочно сыпали стрелами. Снег, подобно жидкой овсянке, летел из-под копыт их лошадей.