— Вот как?
— Мне сложно объяснить это тебе. Не сомневаюсь в том, что Питэйр ничего не сказал тебе о нас. У англичан не принято говорить о женщинах, которым они симпатизируют, но Питэйр и я… ну… как бы это сказать? Мы так много значили друг для друга — и вот теперь…
Она в недоумении пожала плечами и выразительно развела руками.
— Ты хочешь сказать, — спросила я без церемоний, — что вы с Питером были любовниками?
Вили посмотрела на меня круглыми глазами.
— Как ты догадалась? — спросила она едва слышно.
— Я не верю тебе.
— Конечно, тебе неприятно слышать подобные вещи, — проговорила Вили.
— Не важно, что мне приятно, а что нет. Но я неплохо знаю Питера и не сомневаюсь в том, что он не позволит себе любовную интрижку с девушкой, живущей под его кровом и пользующейся его покровительством. Не знаю, чего ты хочешь добиться, рассказывая мне подобные сказки, но готова держать пари на любую сумму в том, что в них нет ни единого правдивого слова.
Если когда-либо женщина хотела бы убить женщину, так это Вили меня в тот самый момент — на самом деле, будь у нее тогда в руках какое-нибудь оружие, у меня были бы все основания для испуга. Но на деле гнев просто лишил ее дара речи, и, не произнеся ни слова, она выскочила из комнаты. Когда я осталась одна, то попыталась понять, что именно убедило меня в том, что эта особа лжет, и пришла к выводу, что основанием послужил сам Питер. Достаточно было просто побыть в его обществе, чтобы ощутить цельность его натуры, его принципы и порядочность. Я интуитивно понимала, что он просто не мог запятнать себя тайной близостью с Вили, пока она живет в его доме на попечении Сибил.
Однако мне не было отпущено время на дальнейшие размышления — в дверь снова постучали.
— Войдите, — ответила я.
На пороге стоял Макс.
— Питер все рассказал мне! — воскликнул он. — Я в гневе на вас!
— В гневе? На меня? — изумленно повторила я.
Макс взял меня за руки и поднес обе мои руки к своим губам.
— Вы изменили мне! Вы же знаете, что я первым полюбил вас, еще до того, как эта идея осенила Питера! — патетически воскликнул он.
— Какой вы забавный! — воскликнула я со смехом.
Макс даже о собственных переживаниях говорил так весело и легко, что его слова невозможно было воспринимать всерьез.
— Вам бы все смеяться, — проговорил он с укоризной. — А я страдаю, при мысли о том, что я потерял вас, меня одолевает депрессия.
— Не стоит так переживать.
— Вы хотите сказать, что оставляете мне каплю надежды?
— Ничего подобного, — ответила я с деланой строгостью, однако, похоже, не преуспела в своем намерении.