— Тогда зачем тебе возвращаться?
— Что ты хочешь этим сказать? — повернувшись, я посмотрела на него изумленными глазами.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Не надо тебе возвращаться домой, Мела, — проведи эту ночь со мной.
— Ты сошел с ума!
— Отнюдь, напротив, я влюблен и действую разумно. Какая польза в твоем самоотречении? Ты не любишь своего мужа и никогда не любила, ты любишь меня. Так почему бы нам с тобой не обрести здесь свое счастье?
— Ты и сам не понимаешь, что говоришь, Тим!
— Ошибаешься. Я уже давно думаю об этом. Мы молоды, однако в наши дни никто не может поручиться за свое будущее. Так почему же нам не воспользоваться счастьем, раз оно само валится нам в руки?
— Тебе не следует так говорить…
— Но я говорю. Слушай, любимая, я служу в авиации, я люблю жизнь, но и тебе, и мне известно, насколько зыбки наши перспективы. В этот самый момент, возможно, по радио говорят: «два наших самолета не вернулись на базу». Что, если я окажусь в одной из таких машин?
— Не надо, Тим! — воскликнула я. — Это нечестный аргумент, и ты знаешь это.
— «В любви и на войне все дозволено», знаешь такое выражение? — Тим улыбнулся.
Именно его улыбка и разорвала те чары, которые связывали меня, пока я слушала его слова. Усмехнувшись, я взяла свое пальто.
— Послушай, Тим, это просто смешно! На какое-то мгновение мне даже показалось, что ты говоришь серьезно.
— Я и говорю совершенно серьезно, готов подписаться под каждым своим словом. Не такое уж ты дитя, чтобы поверить в то, что честный человек не станет предлагать подобные вещи девице, пока на ее пальце не появится его обручальное кольцо. Все подобные предрассудки канули в прошлое вместе с викторианской эпохой.
Голос его изменился, стал глухим:
— Я люблю тебя и хочу тебя. Я предпочел бы, чтобы ты стала моей женой, но, увы, ты предпочла стать женой другого мужчины! Я по-прежнему хочу тебя, хотя кольцо на твой палец надел не я.
— Об этом не может быть и речи, — сказала я. — Пошли, пора ехать.
— Что ж, и вправду спорить не о чем. А поэтому, Мела, сладкая моя, я никуда не еду.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что сказал, — ответил Тим, направляясь к огню. — Сегодня я намереваюсь переночевать в этой гостинице, и ты намереваешься разделить мое общество; и мы с тобой намереваемся быть очень и очень счастливыми.
— Ну, как ты можешь говорить такое?!
— А почему бы нет — просто я честен с тобой. Я беру в расчет наши с тобой чувства и желания, а не те прописные стандарты, завещанные нам стариками, разучившимися любить.
Я не верила своим ушам. Я вполне могла допустить, что Тим шутит, и все же нечто подсказывало мне, что он говорит вполне серьезно.