— Ва-ах, Ашир-джан, будь счастлив в этом мире. А где твои родители?
— Сейчас я их позову.
И открыв внутреннюю дверь, я позвал:
— Мама! К тебе пришла дорогая гостья, тётушка Огульсенем.
В соседней комнате зашушукались.
— Какой чёрт принёс эту старуху в такое неподходящее время, — прошипел сдавленным голосом отец.
— Что мне делать? Ведь вот-вот приедет Кумыш. — Это уже был растерянный голос мамы.
— Скажи этой чёртовой сватье, что я ушёл в больницу. Да смотри не пускай её в комнату.
— Попробуй не пусти её. Ложись калачиком, я выключу верхний свет и накрою тебя с головой. В случае чего скажу, что замесила тесто.
— Хоть бы докторша не пришла в это время, — услышал я вздох отца. — Проклятая сплетница, и нанесло её…
После этого на мгновение всё затихло, а потом в мою комнату с разных концов вошли тётушка Огульсенем и моя мама. Тётушка Огульсенем прямиком двинулась ко входу в большую комнату, но мама, словно невзначий, преградила ей путь.
— Ну, это опять я, сватья, — запела тётушка Огульсенем, вытягивая свою морщинистую шею, точь-в-точь как это делают черепахи, и пытаясь заглянуть через мамино плечо. — Что-то я не вижу свата Поллы.
— Он к врачу пошёл, — пояснила мама, отодвигая сватью от двери.
— А что это у тебя там на кровати? — спросила тётушка Огульсенем, у которой взгляд остротою мог поспорить с орлиным.
— Где? На кровати? — не оглядываясь, переспросила мама. — Это я накрыла тесто, чтобы скорее дошло.
— Совсем недавно сват Поллы был совершенно здоров, — удивлённо сказала тётушка Огульсенем, пытаясь обойти маму по правому краю, как опытный футболист обходит защитника. Но мама решительно встала на её пути.
— Надеюсь, ничего особенного, сватья. Ты же знаешь, сейчас здоров, через минуту болен, а через час снова здоров.
— Не скажи, сватушка, — возразила тётушка Огульсенем, молниеносно перемещаясь на левый фланг. — Не скажи. Мне вчера рассказали такую историю: в соседнем ауле был той и один из дядьёв жениха веселился больше всех. А потом сел пить чай, поднёс пиалу ко рту, и умер на месте.
Мама замахала руками.
— Ва-ах, сватья, и что у тебя за разговоры. Будто все несчастья в мире тебе открыты.
Со своей тахты я видел, как отец в соседней комнате завозился под своим одеялом. Похоже, что и он слушал мрачные прорицания неугомонной сватьи, которая меж тем продолжала:
— Если бы только это, сватья Сона. А бедный Бекмамед, который сидел, в кино, клянусь богом, и смеялся громче всех, а потом тут же умер?
Одеяло задвигалось, словно под ним лежал гигантский змей.
— Прошу тебя, сватья, вспомни и о чём-нибудь хорошем.