— Есть ещё вопросы?
Вопросов больше не было.
Я вышел с собрания не в силах понять на каком я свете. Случайно или нет рядом со мной оказалась Нязик, но в эту минуту мне меньше всего хотелось быть мишенью её шуток. Я резко остановился, словно намереваясь повернуть назад, и поискал глазами Кумыш, но она уже исчезла. Тогда я боком выбрался из толпы и в кромешной темноте, одному мне известной тропинкой побрёл домой. День был такой, что немудрено было потерять голову от всех его событий.
Дома было пусто, гараж открыт, машины не видно. Заснуть я не мог. Поздно ночью вернулись родители, они были очень возбуждены, особенно отец, который всё говорил и говорил, едва не до рассвета, Когда я проснулся с первыми лучами солнца, из комнаты родителей ещё доносились их голоса.
Утром, собираясь на работу, я решил поговорить с отцом ещё по одному вопросу, который очень меня волновал:
— Теперь, когда все твои мечты, как ты сам сказал, сбылись, обещай мне не ездить больше на базар со своими помидорами.
Отец понял, почему я так говорил. Но ничего не возразил. Он только попробовал объяснить свою позицию.
— Ты просто не представляешь, Ашир, что такое настоящая свадьба. Сказать по чести, это просто разорение, сам увидишь. Когда подумаешь, сколько нужно денег, теряешь сознание. Не всем такие расходы по карману даже сейчас, когда бедняков давно уж нет. Так что потерпи немного — ещё разок-другой придётся мне съездить. Зато потом — обещаю: на базар — ни ногой. И глядя на моё нахмуренное лицо, добавил как-то просительно:
— Не мешай мне, Ашир. Я хочу устроить такую свадьбу для своего единственного сына, чтобы слух о ней дошёл до самого Ашхабада.
Я посмотрел на него. Лицо его было полно гордости и я оставил его в покое: ведь если у человека есть мечта, пусть сбудется.
— Делай, как задумал, папа.
На работу нас развозила специальная машина управления. Я дождался её, стоя у ворот, и через полчаса уже стоял у своего стального коня — могучего бульдозера, который за один только день весь покрылся пылью. Хорошенько вычистив его, словно он и впрямь был живым существом, мы всей бригадой принялись за дело, и время исчезло до самого полудня, когда дежурный заколотил железным ломиком по рельсу.
Перерыв.
Но мы не бросились со всех ног к вагончику, откуда уже доносились восхитительные запахи. Сначала мы неторопливо оценили проделанную с утра работу и остались этим осмотром довольны: задел для работы земснаряда был таков, что его хватит ребятам минимум на две смены. Только тогда мы двинулись к вагончику. И тут уж почувствовали, что работать на бульдозере — это не кубики собирать: аппетит разыгрался не на шутку. Каждый из нас по очереди превращался в кухарку и старался угодить товарищам каким-нибудь особенным блюдом, но с пловом, который готовил сегодняшний дежурный, Шамурад, соперничать никто не мог. Этот Шамурад был парень хоть куда: и готовил отлично, и знал такое количество разных забавных историй, что вполне мог выдержать соревнование даже с Шахеризадой. Где он только не успел побывать; и рыбу ловил на Каспии, и воду искал в пустыне. Он был, я повторяю, отличным товарищем и надёжным другом, но никогда больше года не мог усидеть на одном месте, такой был шальной. И больше всего его удивляло, что с нами он работал уже полтора года и всё не мог уйти. «Старею, видно», — говорил он и смеялся. Фамилия его была Далиев, но сам он себя называл Дали, что означает «сумасшедший». И никогда не обижался, если ему говорили: «Э, Дали, расскажи-ка нам что-нибудь такое». В работе — как зверь, а вне работы — хлебом не корми, дай придумать какую-нибудь шутку. Я всегда очень жалел, что Нязик замужем — вот была бы идеальная пара.