Мелодия Секизяба (Гельдыев) - страница 81

— Если ты не устал, отец, — попросил я, — я бы с удовольствием продолжил наш вчерашний разговор.

— Ого, — удивился отец и довольно огладил усы. — Значит, Поллы-ага не всегда говорит глупости и может ещё пригодиться молодому специалисту с высшим образованием.

Я не обратил внимания на его подтрунивание. У него было хорошее настроение и я должен был не упустить момента. Поэтому я добавил:

— Вчера к нам в бригаду приезжал Алланазар Курбанович, начальник управления. Я пересказал ему наш разговор и знаешь, что он сказал? Передай, говорит, своему отцу, что у него светлая голова. И вопрос, о котором он говорил — один из самых важных в практике сегодняшней гидромелиорации.

Отец был очень доволен.

— Прямо так и сказал — «светлая голова»?

— Так и сказал. При всей бригаде.

— Гм-гм. Чем же я могу тебе ещё помочь?

— Давай поешь сначала, потом поговорим.

— Нет уж, наемся — в сон поклонит. Говори.

— Ну, хоть чай попей.

И мы с ним сели пить чай. И за чаем я пересказал отцу в деталях свой разговор с Аланазаром Курбановичем, и о том, что проблему использования дренажных вод возьму, вероятно, темой своего дипломного проекта, но совершенно пока не представляю, с какого конца взяться за эту тему. Всё-таки в этом есть какая-то загадка. С одной стороны, подводя воду, мы даём плодородие миллионам засушливых земель, с другой стороны, отводя использованную воду, мы, как ты сказал, можем погубить ту же землю, превратив её в солончаки. Разве это не бессмысленно?

Отец, отхлёбывая чай, задумался. Вот таким я и любил его — мудрым крестьянином, который думает о земле. И разве — подумал я сам — разве это не есть его собственное, его истинное лицо, лицо труженика. Разве он на самом деле не таков? Да, он вспыльчив и самолюбив, да, он любит, когда его хвалят, он любит выглядеть в глазах других оборотистым и деловым человеком. Но всё это слабости, которые есть у любого — у меня, и у вас, только у меня они свои, и у вас — тоже. Но разве это не оттого, что глаза ему закрыла ближайшая цель — с шиком и с шумом на весь аул женить меня. Ведь он никогда не был скупцом и скрягой, скопидомом и делягой. Он был беззаветным тружеником, умел, а главное, любил работать и, что более всего важно, умел передать эту любовь к тяжёлому труду мне, его сыну — так разве я мог относиться к нему плохо. И клянусь, мне совсем не хотелось принимать участие в той комедии с женитьбой, которая мне предстояла. С какой радостью я открыл бы ему всю правду, с какой радостью помогал бы и маме, и отцу. Но это бы по невозможно. Потому что над всеми достоинствами отца и его недостатками возвышался один, с которым никто ничего сделать не мог — его упрямство. Он сам частенько страдал от этого и заставлял страдать других — но тут уж ничего не поделаешь. Вот почему я не мог даже словом обмолвиться о том, что ждёт его после свадьбы. Не мог, жалел его, но надеялся, что у него хватит и мужества, и ума сделать из этого правильный вывод.