Долгоруков говорил полчаса. Головкин – почти два, а Остерман – два часа десять минут. Сергей замечал время по здоровенным стоячим часам с маятником, которые гулко и редко тикали в углу Золотой палаты. Себе молодой император поставил задачу хоть немного, но перекрыть рекорд своего учителя и был полон решимости с ней справиться.
Это ему удалось, хотя он для большей честности состязания не стал учитывать времени небольшой паузы, возникшей примерно посредине его выступления. Головкин долго крепился, всякий раз отворачиваясь, когда желание зевнуть становилось нестерпимым, но от этого у него, похоже, заболела шея, так что в очередной раз поворот у него просто не получился.
– Неужели вам неинтересно? – с таким искренним огорчением спросил молодой царь, что Гавриил Иванович смутился и забормотал что-то насчет трудного дня и преклонного возраста. А Сергей, благосклонно выслушав его и сказав нечто соболезнующее, продолжил свою речь.
Наконец часы показали, что можно закругляться, и Новицкий прямо посреди очередного рассуждения заявил, что у него пока все, и сообщил Совету о своем грядущем отъезде. Совсем было павшие духом верховники, поняв, что тягомотина, кажется, на этом закончится, без возражений одобрили путешествие.
– Спасибо, господа, – чуть наклонил голову Сергей, – сегодня я услышал много нового и надеюсь, что в последующие разы, когда мне вновь доведется здесь присутствовать, нового и интересного будет еще больше. Кто там поближе – разбудите, пожалуйста, Христофора Антоновича, и мы вас покидаем, у нас еще много дел в связи с подготовкой к отъезду.
Путь в Питер начался с того, что ранним утром пять десятков всадников и шесть небольших пароконных карет собрались у Кремля, где был назначен старт путешествию. Миних быстро провел нечто вроде переклички, в процессе которой убедился, что солдаты и младшие офицеры присутствуют в полном составе, Елизавета со своей мини-свитой тоже, а больше его никто и не интересовал. Была подана команда, и процессия с генерал-аншефом во главе двинулась к каменному мосту через речку Неглинную, за которым начиналась Тверская улица.
Сергей ехал верхом, имея в виду пересесть в карету после обеда, потому как сильно сомневался, что сможет выдерживать в седле по десять часов в день. И глазел по сторонам, потому как Петр Второй проезжал по Тверской всего один раз, три года назад, когда только явился в Москву. Правда, сам Новицкий бывал на этой улице гораздо чаще, но зато в другом времени, поэтому теперь ему было на что посмотреть.
Главных впечатлений было два. Первое состояло в том, что улица оказалась неожиданно узкой, только-только разъехаться двум каретам. Второе – она интенсивно застраивалась, причем исключительно каменными домами. По теперешним меркам, улица была довольно длинной, кончаясь примерно там, где и в двадцать первом веке. Но никакого Белорусского вокзала на том месте, естественно, не было, а торчала будка и два полосатых столба по обочинам. Тут кончалась Москва. Сразу после заставы начинался бывший Тверской, а ныне Петербургский тракт с полями и перелесками вдоль него.