– Государь, да стала бы я их сюда вести, будь они несогласные, – подала голос бабка. – Аль у тебя эти минуты совсем лишние?
– Ладно, тогда представляйтесь, начиная с самой младшей.
Вставшей пигалице было от силы лет четырнадцать.
– Евдокия Носова меня зовут, – смущенно сказала она.
– Племянница Гаврилы Петровича, – уточнила бабка, – того самого, государь. Брата его убило на шведской войне, при Гренгаме, о семье с тех пор Гаврила заботится.
– И что, учил тебя дядя чему-нибудь полезному?
– Учил, государь, – совсем смутилась девчонка.
– Чему выучил? Рассказывай, что умеешь.
Малявка замялась, но бабка вдруг рявкнула, ухитрившись сделать это шепотом:
– Ты чего мне тут мнешься, разэтакая?! Краснеть будешь, когда тебе государь прикажет, и не раньше, а сейчас докладывай коротко и ясно! Не то выгоню к чертям, а уж потом сама перед царем за дурость твою повинюсь, авось помилует старую.
– Умею писать и читать, – закатила глаза к потолку девочка, – могу разглядеть, где человек деньги носит, и украсть так, что он не заметит. Пролезу в любое окно, даже закрытое. Могу подрезать хоть человека, хоть коня, но дядя Гаврила говорит, что это у меня плохо выходит, дальше учиться надо. Пока…
Тут докладчица запнулась, но глянула на бабку и мужественно закончила:
– Пока еще девица.
– Это хорошо, – улыбнулся Сергей, – а вот скажи-ка мне, чего у меня сейчас есть при себе ценного?
– Несколько серебряных рублей в правом кармане камзола. Шесть или семь, не вижу. За пазухой справа тряпки подложены, а вот слева… не кошелек, точно. Наверное, пистоль, только какой-то уж больно маленький.
– Ну ты сильна, – покачал головой Новицкий. – Чувствую, предстоят нам с тобой интересные дела. Читаешь-то хорошо?
– Хорошо, государь. Могу вот такой лист прочесть и почти не устать, – гордо сказала девчонка, руками показав что-то размером примерно с формат А4. – А вот при письме, бывает, ошибки делаю.
Остальные девушки заявили гораздо более скромный букет навыков. Кроме Евдокии, грамотной была Анюта, причем эта, кажется, уже по-настоящему. Кроме того, она знала около сотни французских слов и даже могла составлять из них какие-то предложения. Насколько это получалось правильно, Сергей оценить не мог, потому как настоящий Петр Второй из иностранных языков знал только немецкий, да и то очень плохо, и умел нецензурно выражаться по-татарски. Понятно, что его сменщика в Центре учили тому же самому и примерно в таком же объеме. Кроме того, еще со школы у Сергея оставалось знание английского, но довольно умеренное. То самое, что в анкетах стыдливо обозначается как «читаю со словарем».