Она попробовала представить себе Вадика с его квадратными очками, залысинами и кашемировым пальто в снежной луже и с бутылкой. Не получилось, зато явился он сам – передал три измученные гвоздички, баночку красной икры и бананы. Помахал с противоположной стороны улицы и уехал. Икру было нельзя кормящим из-за аллергии, девочки сказали, бананы тоже – экзотический фрукт, цветы Люся отдала детским сестрам. «Людмила, поздравляю от всей души (ага, поверили) с рождением сына! Искренне рад за тебя. Сохрани эту открытку на память. Я постараюсь позвонить, когда ты уже будешь дома». И надо же, без подписи! Дорогая открытка с медвежонком и надписью «Поздравляю с рождением мальчика!», можно было от себя вообще ничего не добавлять. Люся открытку поставила на тумбочку, для имиджа, но когда все кончится, решила порвать. Что кончится – непонятно. Все только началось, но этот орущий мальчик никак не хотел встраиваться в Люсину жизнь, в их женскую тихую квартиру и размеренный быт. Не говоря уже о том, что сам Вадик глубоко и крепко женат и имеет двоих детей.
Люся в тот вечер куксилась, глаза были на мокром месте. В семь часов принесли кормить. Ребенок сначала спал, а потом стал кричать громко, грудь совсем не брал. Люсе казалось, что все остальные девочки на них косо смотрят – вот орет, мешает всем. Чтобы успокоить его и успокоиться самой, Люся встала, взяла маленького на руки и походила по палате. Он все плакал и плакал, а потом вдруг на секунду приоткрыл глаза – они были темно-синие с кровавыми точечками на белках. Люся забыла про Вадика и про все остальное. «Эй, мышонок?» Он действительно был похож на мышонка. Носик кнопочкой. Ресниц совсем не было, вместо бровей – красные полосочки. «Эй, – совсем тихим шепотом ему на ушко спросила Люся, – ты кто? Будешь молочко?» Он еще раз всхлипнул и затих. Люся перехватила мальчика поудобнее и пошла на кровать докармливать. И он как будто понял ее – сделал все как положено. Схватил сосок, чмокнул пару раз, приноравливаясь, а потом потянул так хорошо и правильно, сглатывая тонкой шейкой, торчащей из короба пеленки, что Люся замерла, боясь потревожить. Только потом, когда он отвалился головенкой и засопел, такой довольный, сытый, она позволила себе осторожно выпростать затекшую руку и подвинуться.
В двадцать лет Люсенька пережила свой первый, глупый, но очень бурный роман. Ее герой был шофером такси, он привез директрису школы, где у Люси была практика, на субботник, и как-то они там друг друга заметили. Звали его Сергеем. Тамара Викторовна, конечно, себя особо интеллигентной не считала и сказать могла по-всякому, но его жизнерадостное «бля» почти за каждым словом и обращение «мамаша» очень напрягали. Он как-то очень быстро освоился у них дома, приходил обедать, а однажды остался ночевать.