— Сернистый мышьяк. Сильный яд. Ничего общего с золотом. К тому же золото добывается из речного песка и никогда из горной породы. В карьере, который мы видели, нет ничего похожего на речной песок.
— Все верно, уважаемый коллега, — подтвердил Жоффрей де Пейрак и обратился к саксонцу: — Если пришло время, добавляй свинец!
Но ждать пришлось еще достаточно долго. Масса в печи густела, кипела, становилась все более и более красной. Плотная коптящая дымка все еще клубилась в воздухе, оседая везде, и даже на одежде, белым налетом, похожим на пыль.
Затем, когда дым почти исчез, а пламя уменьшилось, два саксонца в кожаных фартуках привезли на тележке несколько слитков свинца и бросили в эту вязкую массу.
Масса стала жидкой и перестала бурлить. Саксонец размешал ее длинной сырой палкой. Пузыри исчезли, и поднялась пена. Фриц Хауэр снимал ее с помощью огромного сита с железными скобами, а потом снова все перемешивал.
Наконец мастер нагнулся к отверстию под тиглем печи, выдернул пробку, и по заранее подготовленной изложнице потекла серебряная струйка.
Заинтересованный, монах приблизился, затем произнес:
— Это всего-навсего свинец.
— Я с вами полностью согласен, — подтвердил граф де Пейрак.
Но вдруг монах испустил пронзительный вопль:
— Я вижу три цвета!
Задыхаясь, он показывал на переливающиеся остывающие слитки. Руки Беше тряслись, а сам он бормотал:
— Это Великое Делание! Я вижу философский камень![118]
— Да он помешался, наш бедный монах, — заметил д’Андижос без всякого уважения к доверенному лицу архиепископа.
Жоффрей де Пейрак, улыбаясь, объяснил:
— Алхимики придают особый смысл появлению трех цветов при получении философского камня и превращении металлов. Но на самом деле это явление не имеет большого значения, оно подобно появлению радуги после дождя.
Вдруг монах рухнул перед ним на колени. Заикаясь, он благодарил за то, что смог увидеть «дело своей жизни».
Раздраженный этой нелепой сценой, Жоффрей де Пейрак холодно сказал:
— Встаньте, отец мой. Вы еще толком ничего не видели и скоро сами в этом убедитесь. Но вы не найдете там никакого философского камня, я сожалею.
На покрытом пылью и крупинками руды лице Фрица Хауэра, с любопытством наблюдавшего за этой сценой, отразилась нерешительность.
— Muss ich das Blei durchbrennen vor allen diesen Herrschaften?[119] — спросил он.
— Делай так, как если бы здесь был только я один.
Анжелика увидела, как еще теплые слитки завернули в мокрые тряпки и погрузили в тележку. Их подвезли к маленькой печке, стоящей над уже докрасна раскаленным кузнечным горном. Кирпичи, из которых в центре печи было выложено нечто наподобие открытого тигля, были очень белыми, легкими и пористыми. Они изготавливались из костей животных, чьи трупы, сваленные неподалеку, распространяли вокруг зловоние, которое смешивалось с запахами чеснока и серы. Дышать было тяжело.