Колька дернул бровями и проснулся. Распахнул глаза, будто и не спал вовсе.
— Па-ашка, — прошептал он. — Опять снишься, да?
— Опять.
— Это хорошо. А то совсем не приходишь. Как Юми?
— Мама домой забрала.
Колька вздохнул, облизал сухие губы, наверное, пить хотел. И вдруг заговорил быстро-быстро:
— Слушай, Пашка, я тебя сейчас кое-что скажу, потому что во сне можно. Мне это очень надо сказать, а так я… ну, в общем, не решусь я, когда не во сне. Думаешь, может, что я злюсь на тебя, что свалился? Думаешь, из-за тебя? Нет, я сам во всем виноват. Потому что дразнил тебя, но это я, понимаешь…
— Не надо! — вдруг испугалась Ася.
— Нет уж! Пришла — слушай! — строго сказал Колька. — Просто ты мне очень нравишься. Правда. Вот.
Он замолчал, но смотрел Асе в глаза, будто ждал ответа. Ася прижала бутылку к пылающим щекам. Сердце остановилось как вкопанное и не желало двигаться с места. Она протянула Кольке бутылку.
— Коль, выпей, а?
— Это что — яд?
— Яд, яд, пей.
— Скажи: «Кукумбер» — выпью.
— О, господи! Кукумбер, пожалуйста, выпей.
— Сейчас?
— Да, при мне. Это очень важно.
— Ну, пожалуйста, если очень важно. Только… Ну, помогай тогда.
Ася взяла с тумбочки ложку для лекарств, налила в нее зелье.
— Светится… — удивился Колька. — И вправду яд.
Медленно и осторожно Ася поила Кольку.
— Ничего, вкусненький такой яд, клевером пахнет.
Бутылка опустела, Ася сжала ее в руке и сказала:
— Спокойной ночи, Кукумбер. Выздоравливай.
— Спокойной ночи, Пашка-букашка. Завтра же все пройдет.
Ася вздрогнула, скрестила пальцы, чтобы не сглазить, и вылетела в окно. Она резко набрала высоту, поднялась выше деревьев, к самым звездам, в холодное и темное небо. Там она замерла на секунду, подставив ветру лицо, и стала камнем падать вниз. Только у самой земли затормозила. Мягко упала в траву, легла ничком и горько заплакала — так, что сердце на куски.
Недалеко от нее сидели на бревне Сева, Горыныч и Еж. Смотрели на Асю, вздыхали.
— Ну, чего она? — протянул Сева, сам готовый расплакаться от жалости и тревоги. — Будто ничего не вышло.
— Да нет, — вздохнул Горыныч, — переволновалась она.
— И устала, — сказал Еж. — Столько всего…
— Может, подойдем? — предложил Сева через несколько минут.
— Пусть выплачется. Говорят, это иногда полезно.
Понемногу Ася успокоилась. Села. Повсхлипывала. Повздыхала. Внутри у нее было пусто, как в бутылке с оранжевым дном. Медленно побрела Ася по лагерю, не заботясь, что кто-нибудь ее заметит. Неслышно и невидимо проводили ее гномы до окна.