— Спижах вааагу и! — прошептал айвонец, поспешно перебегая на другое место и вытягиая в сторону нападавшего — дико раскрашенного, бородатого и коматого северянина — свою руку. Времени на достойное заклинание не было, потому как главным сейчас было — выиграть время.
В тот же миг бородатый чародей оказался на своём скакуне задом-наперёд, спиной к айвонцу.
— Кудудадуна ибе… — начал было Оссу Та, как вдруг, буквально затылком, почувствовал, что сейчас его пронзит чья-то ворожба.
— Хха! — выдохнул он, быстрее стрелы отскакивая в сторону и прячась за деревом. Это был первый чародей, который, видимо не без помощи своего товарища, вновь вернулся, избежав-таки гибели. Но он не успел правильно направить заклинание, что и спасло айвонца. Зато там, куда оно обрушилось во всей своей мощи, теперь образовалась широкая, пустая полоса пространства, котораямелко и часто дрожала, авсё что в ней находилось — несколько небольших деревьев, старая липа и часть зарослей кустарника возле неё, в которых до этого прятался Оссу Та — мигом исчезло.
И тут айвонец, прямо перед собой увидел ещё одного волшебника. Третьего!
«Да сколько же их!» — ужаснулся Оссу Та и стремительно развёл руки в стороны, пытаясь видеть одновременно всех трёх чародеев.
— Рурнг! Пэао! Зиорадд! Йора рэйби! — сыпал он одно за другим краткие формы заклятий, пытаясь, не столько искусством, сколь стремительностью, вызвать замешательсво у противника. И сам тут же содрогнулся от незамедлительных ответных ударов, таких же незначительных и поспешных, как и его.
Когда Хайес, подобно грому небесному, всеми своими мощью и гневом обрушился на первого противника, то тот, так и не успев взмахнуть мечём, уже оказался выбит из седла. Но не успело тело поверженного северянина коснуться земли, как рыцарь, даже не повернувшись к новому врагу, уже выдёргивал из него обагрённый кровью меч.
— Хэа! — не своим голосом заорал Рин, мчась позади Хайеса настречу первому своему сражению, которое тут же обрушилось на него, подобно яростной буре — столь же ошеломляющей, сколь и пугающе-прекрасной.
— Хэа! — клич ади Питри сам рвался из горла Рина, да столь мощно, что даже Хайес мог бы ему позавидовать, а уж его, в Имрии, мало кто мог перекричать.
— Хэа! — гремел в воздухе, пугая зверей и птиц на сотни ранов окрест, полный силы и необузданной ярости, клич древнего рода.
Едва только Рин ощутил, как сталь сшиблась со сталью, как на него сразу же, само собой, снизошло то холодное, расчётливое спокойствие, которое неизменно овладевало им, когда он упражнялся на ристалищном поле в Оленьей тропе. Ни одного лишнего движения! Пусть там, где не видят глаза, зрение заменят уши! Путь сила врага и его злоба, обращаяются против него же! И пусть в твоём сердце бьётся не страх смерти, а бушует холодное и ровное пламя праведного гнева! А уж остальное — как рассудит Бог!