Слезы стояли в глазах старца, когда он вспоминал об этом. Настя смотрела на него будто на образ и ловила каждое его слово.
Но тут старец начал снова сильно морщить лоб, напрягая свой ум:
«…А в лето 6655 убиша кияне Игора Ольговича снемшеся в чем и похитиша в церкве св. Теодора, когда князь бяше в чернцех и в ским… И монатю на нем оторгоша, и из скитки изволокоша, и елице изведоша из монастырь, и убиша его, и везоша на Подолье, на торговище, и нага повергоша»…
Он передохнул и продолжил:
«…Тысяцкий Лазарь должно быть был наследник варягов, он хотя бы почтил тело князя — повеле воинам взяти Игора князя и они, вземше, покриша его одеждами своими и положиша тело его в церкви святаго Михаила. И на ту нощь Бог прояви знамение велико: зажгошася над ним свещи вси. И наутрея приеха игумен Антон и везе тело князя Игоря в монастырь к святому Симеону и тамо положиша его в гробь…»
Старец снова остановился и потом добавил:
— Так старая летопись нашей земли рассказывает, как народ наш обращался со своей властью, внимая бунтовщикам.
— Но почему же Бог допустил такие страшные вещи, если князь наш был праведником и над его телом совершилось чудо? — спросила Настя.
— Господь дал людям свободную волю, сотворив их по образу и подобию своему. Делайте то, что почитаете добром, сказал он им, а не пожелаете, увидите, до чего это доведет… На потомках потомков ваших отражу злобу вашу… Не остановилась эта злоба и перед величайшими правителями нашей земли, сын мой… Королю Данилу, первому мудрецу после Соломона, наш галичанин во время пира, при послах — дабы отягчить надругательство — выплеснул в лицо вино… А Ярослава Осмомысла, что даже чужими князьями и султанами признавался судьей за его разум, подвергли галичане страшной пытке: на глазах у него живьем сожгли любимую жену… А ведь при этом государе наша страна сияла золотом и славилась достатком как никогда. Именно он восстановил эту святую обитель…
Тут старец указал на монастырь св. Пантелеймона исцелителя и так завершил свою речь:
— До самого конца нашей власти так обращались с ней! А Господь милосердный долго смотрел на это, пока не принял душу последнего нашего князя, что скончался в тяжких муках, отравленный… Не оставив на поругание ни одного потомка. Ведь умер он молодым от злобы наших предков… Вот почему, дитя мое, нет у нас своей власти… Не в том беда, что творилось зло, а в том, что не воспротивился ему народ… Не было ни почтения, ни страха перед властью. Вот и пала она…
Этот рассказ произвел на Настю тяжелое впечатление.
Она, пожаловавшись на усталость, вернулась в мона стырь.