Он тряхнул головой, и косы зазвенели.
- Спускайся, - предложил Янгар и, улыбаясь, наблюдал за тем, как неловко я сползаю по пологому склону. Скользила мокрая листва. Да и сама земля, омытая многодневными дождями, превратилась в болото. Бурая глина липла к шерсти, и я со вздохом поняла, что отмываться придется долго.
Позже.
- Смотри, что я принес, - присев, Янгар вытащил из сумки сверток. - Ты же голодна, верно?
Не настолько, чтобы есть сырую печень. Я отвернулась, и услышала тихий смех.
- Какая странная медведица! Тогда может это тебе придется по нраву?
Медовые лепешки? Тонкие, кружевные. В Лисьем логе их выпекали по праздникам или в честь возвращения отца. Старая повариха вытаскивала особый камень, гладкий и плоский, тонкий, что стекло. Этому камню, по ее словам, была не одна сотня лет, и он верой и правдой служил роду Ину. Камень клали на угли, и он раскалялся докрасна. А повариха лила на него жидкое тесто, чтобы в следующую секунду подцепить сухой лист лепешки пальцами. Стоило промедлить мгновенье, и лепешка подгорала.
Но повариха была ловкой.
И листы выходили ровными, аккуратными.
Я поливала их смесью меда, орехов и изюма.
- Угадал, - Янгар стащил лепешку и, свернув трубочкой, отправил в рот. - Знаешь... с тобой я начинаю ощущать вкус еды. Правда, Кейсо решит, что я сошел с ума... быть может, он будет прав. Он бы уже решил, если бы обращал на меня внимания. Но он занят.
Это было сказано с детской почти обидой.
- Ешь, маленькая медведица... - из сумки появились пирожки с мясом. И зайчатина, в яблоках запеченная. Груши. И тонкие стебельки мятной травы, запах которой мне показался отвратительным.
Мы просидели до сумерек.
Я-медведь.
И мой сумасшедший муж, которому собственная жизнь была настолько безразлична, что он не боялся обнимать медведя. А еще Янгхаара, как и меня, терзало одиночество. Наверное, поэтому на следующий день он вновь вернулся.
И возвращался раз за разом.
Он приходил и, присев на темный, с бурыми прожилками камень, ждал меня.
Или я его.
Он говорил мне:
- Здравствуй, маленькая медведица.
А я улыбалась и касалась носом его щеки, стирая с нее капли дождя. И старая ель становилась приютом.
Что было в этих встречах? Ничего особенного. Минуты тишины, разделенные на двоих. Рука Янгара на моей голове. И моя голова у него на коленях.
Его рассказы.
Иногда - о пустяках. Погода. Дождь и сырость, которая тревожила старые шрамы, особенно переломы. Кости ныли, мешали спать. И Янгар лежал, разглядывая полог шатра, считал рубцы на коже. Всегда получалось другое число.