Розмич, видя это, ухватил доселе не знавший людской крови нож, отцов подарок, и послал его по назначению. Железо вошло в грудь второго из братьев по самую рукоять.
— Живьём! — заорал Полат.
Это было последнее, что помнил Розмич. Размашистым ударом древка ему едва не снесли голову. Оглушенный, дружинник повалился во тьму, не успев и додумать: «Ужели конец?!»
В наступившей тишине голос Полата прозвучал зловеще:
— Давно хотел обоих к навьему деду отправить, это промедление мне девятерых стоило!
— Так что же ты теперь медлишь? — удивился Арбуй, почёсывая нос.
— Розмича в Новгороде должны знать. Связанного да с тряпкой во рту его по всем улицам провезём. Как бы на суд — на Олегов — отступника доставили. И про то, что с ихним Олегом приключилось, не ведаем. Пока будет народ судить и рядить, раздумывать, дивиться, мы уж и заставы, и все ворота́ одолеем. Внимание надо отвлечь, пока не сообразим, что да как в стольном городе. Есть ли там Олеговы сторонники, кто-то же спросит… кто-то же за Олегова любимца заступится? Не, он мне живым нужен. Это он, Розмич, на князя алодьского врагов навёл. Это я, сын Рюриков, в нём измену заподозрил, да Олега предупредить не успел.
— Он своей вины не признает, — равнодушно заметил Арбуй.
— А кто ему поверит? — оскалился в ответ Полат. — Что значит слово пахаря против слова князя и прямого наследника?!
Арбуй пожал плечами, всем видом давая понять — задумку князя не одобряет, хоть и хитро замыслено. По нему — лучше прибить опасного человека на месте. Но вслух возражать не стал. Только бросил подручным:
— Свяжите его покрепче! И к нашему костру отнесите… И с трупами, как водится, по обычаю — скоро выступаем.
— А с алодьским-то что делать?
— Он бился достойно, кладите в один огонь, — распорядился Полат.
* * *
Розмич очнулся от болючего тычка в бок. Мир виделся как в тумане, значится, жив ещё покамест. У мертвецов кости не болят и голова на черепки не раскалывается. Да и видят, поди, двумя глазами, а Розмич, сколько ни силился, правый разлепить не мог. Попытался шевельнуться — без толку, зато боль усилилась раз в сто. А стоявший над ним белозёрец захихикал. Противно, по-бабьи. После ухватил под мышки, усадил спиной к дереву.
— Борята? — удивился пленник. Вновь поморщился от боли — губы разбиты, говорить трудно. Пересохшее горло дерёт.
— Эк мы тебя! — расплылся тот. — Думал, сможешь обдурить? Как бы не так!
— Ты о чём?
— Да обо всём! — гаркнул дружинник, развернулся и ушёл.
Ночная тьма уже отступила, отряд Полата готовился продолжить путь. Воины неспешно седлали лошадей, тушили костры, перешучивались.