— Как?..
— А вот так! — рыкнул Роська и метнул кулак.
Тяжелый удар врезался в лицо, едва глаз не выбил. Добря закричал, попытался увернуться от нового удара, но Роська подскочил, ещё и ногой поддал. Сын плотника не устоял, покатился по земле, успел подняться прежде, чем Роська снова кинулся в драку. В этот раз Добря не сплоховал — ухватил противника за грудки, тряхнул, бросил на землю. Сам прыгнул сверху, начал молотить по голове, кричать, клочьями рвать волосы. Роська не сразу сумел освободиться, а когда вырвался, оседлал врага и осыпал градом ударов, напоследок плюнул в лицо. И что-то оборвалось…
Добря больше не мог сопротивляться, бессильно лежал на земле. Слезы кусали глаза, скатывались по щекам, рыданья разрывали грудь.
— Что, получил, гад?
— В ров его! — крикнут тот, что так походил на Торни.
Отроки схватили Добрю за руки и ноги, раскачали и с хохотом швырнули в болотистую колею, к покойникам. В спину сразу же вонзилось что-то острое, мальчишка закричал. Ответом ему стал злорадный смех и плевки отроков.
— Сдохни! — прокричал Роська.
В нос ударил знакомый запах — кровь и нечистоты. Но теперь к нему добавилось что-то ещё. Вчерашний день был жарким, солнце палило вовсю, трупы подгнили, да и вороны потрудились на славу — потрошили без устали, клевали глаза, лакомились синими, вывалившимися наружу языками. Болотистая земля тоже смердела, но трупный запах перебил гниение земли.
Добря лежал в оцепенении, не в силах подняться, к горлу подкатывала тошнота. Мальчик из последних сил повернул голову, чтоб не захлебнуться рвотой, и взору предстало изуродованное лицо оружейника. В пустых глазницах копошились белые личинки мух.
Тошнило Добрю долго. Он перевернулся — только бы не видеть убитого — и понял: ведь и лежит на трупе. Воин. Молодой, светловолосый, с красивыми конопушками на щеках. На таких все девки вешаются, от самой младшей сопли до первой красавицы. Глаза воина тоже вырваны вороньим клювом.
— Батя, — прошептал Добря. — Батя погиб…
Попытался приподняться, но пред глазами заплясали чёрные точки, сознание затуманилось. Он упал и затих.
А очнулся ближе к ночи, долго пытался вспомнить, где находится. Кое-как переполз через груду тел, тут же по щиколотки увяз в болотистой жиже. Лес был уже в двух десятках шагов, а за спиной на холме — притихший город. Добря заставил себя доползти до первых молоденьких елочек, снова рухнул.
— Батя погиб, — сказал мальчик самому себе. — Все.
Мысль оказалась до того жуткой, что в глазах снова потемнело. Собрав последние силы, Добря поднялся и поплелся дальше. Страшные разлапистые деревья стояли стеной, протяжно скрипели. Ветки цеплялись за волосы, ударяли по щекам. Изредка прикосновения веток были как будто ласковыми, словно те пытались стереть слезы с мальчишеского лица.