— Я не мягкий и теплый, — предупредил он ее. — И это не очень подходит для интервью. Я не собираюсь врать про любовь к собакам. Я не собираюсь врать о чем-либо.
— Я не прощу тебя врать! — запротестовала она.
— Это хорошо.
— Ладно, — твердо сказала она, сверяясь с записями. — Итак, ты не любишь собак. Я думаю, ты сможешь замазать это и без вранья. Есть собачники, а есть кошатники. Я, например, кошатник. Тогда, наверное, твой прыжок в реку будет казаться еще более героическим.
— У меня уже голова начинает болеть, — сказал он. — И я кошек тоже не люблю.
— Лошади? — с надеждой в голосе спросила она.
— Я вообще не люблю животных.
— Не любишь животных, — повторила она слегка напряженно.
— Есть люди, которые любят животных, а есть — которые не очень. Я из последней категории.
— Почему тебе не нравятся животные? — спросила она.
Он не хотел говорить, но не мог ничего поделать с собой.
— Мне не нравится беспомощность. Я не хочу, чтобы кто-то зависел от меня. Я не хочу привязываться ни к кому. Я не хочу никого любить.
— Но почему? — в конце концов рискнула она.
— Моих родителей убили, когда мне было семнадцать лет.
Он возненавидел себя за то, что сказал ей это. Было ощущение, будто она вытаскивала наружу всю его подноготную, без усилий, просто смотря на него этими мягкими, понимающими глазами. Салливан вернулся в режим защиты так быстро, как только мог.
— Лучше, чтобы это не вылезло в интервью. Я не хочу сочувствия. Ни от кого.
У нее открылся рот, будто она хотела сказать что-то ободряющее. Но Сара правильно поняла его взгляд и промолчала. Но со своим взглядом она ничего не могла поделать. Ее глаза, нежные, ласковые, не просто сочувствовали, но, казалось, разделяли его боль. Он неловко пожал плечами.
— Не волнуйся. Я не буду ничего этого говорить. Я даже не знаю, почему я тебе сказал это.
— А что ты ответишь, если тебя спросят, зачем ты прыгнул в реку за собакой? — с любопытством спросила она. — Временное помутнение рассудка?
Он посмотрел ей в лицо и вздохнул:
— Я скажу: подумал, что собака принадлежала ребенку, которого я видел катающимся на велосипеде, и не хотел, чтобы он лишился ее.
— Ого, — довольно ответила она, — это мило.
Она так и не поняла. Оливер Салливан не милый.
— Так вышло, — мрачно сказал он, — щенок ему не принадлежал. Хозяин до сих пор не найден. И если на следующей неделе его не заберут, то его отдадут в добрые руки.
— Об этом хорошо упомянуть. Это привлечет много внимания к Кеттлбэнду.
— Поверь мне, уже привлекло. На прошлой неделе в участок позвонили из Германии по поводу этой собаки.