Можно только сказать, что за первые четыре года родилось что-то новое, но что именно — никто толком не знал. Каир как столица неопределившейся и полной противоречий системы жил в постоянном ожидании, что завтра все прояснится, что какое-нибудь неожиданное событие поставит все на свое место.
Такова была обстановка к 29 октября 1956 года, когда израильская армия вступила в Синай, а на следующий день английские и французские самолеты подвергли бомбардировке аэродромы и города Египта.
18. Рост национального самосознания, 1956–1962
Каир проснулся в день нападения Израиля спокойно, не чувствуя серьезной угрозы ни городу, ни стране, ибо никто не поверил, что израильские войска способны вторгнуться в пределы Египта. Самонадеянность армии и заявления Гамаля Абдель Насера о силе арабов внушили египтянам уверенность, что Израиль не представляет опасности. Реальной проблемой оставался западный империализм, который египтяне осуждали куда решительнее, чем Израиль.
Отношение к государству Израиль в 1956 году было недвусмысленным. Египтяне утверждали, что на протяжении двух тысяч лет коренные евреи в Палестине составляли всего пять процентов населения и что только за последнее время туда начали прибывать европейские евреи, которые селились на арабских землях, изгоняя арабов или обманом отнимая у них деревни и фермы. Таким образом почти каждый гектар нового государства, созданного по решению ООН в 1947–1948 годах, был «похищен» у палестинцев иностранцами — выходцами из Германии, Польши, Румынии, Венгрии, царской России. Исходя из этой предпосылки, арабы отказывались и признавать какое-либо право этих европейцев на арабскую территорию. Они говорили, что с таким же правом римляне могли бы претендовать на Англию, а индейцы из племени алгонкинов — на Манхэттен. С их точки зрения, преследование евреев в Европе не имело никакого отношения к арабам, так как местные евреи и арабы в ближневосточных странах всегда жили дружно и арабы никогда не преследовали евреев. Поэтому большинство египтян увидело в новом государстве не родину преследуемого народа, а новое проявление европейской оккупации. Заявления сионистов об их праве на защиту своего государства силой оружия воспринимались арабами как политика экспансии. Подобно другим арабским народам, египтяне считали, что европейские евреи принесли с собой чужую европейскую культуру, что они хотят быть не семитами среди семитов, а претендуют на роль привилегированных европейцев среди малоразвитых арабов. Взгляните, говорят они, на отношение к арабским евреям в Израиле, где они являются как бы второсортными гражданами по сравнению с европейскими евреями.