В декабре 1311 г. Людовик Неверский предстал перед парламентом, согласно полученному ранее вызову, и потребовал вернуть ему графства. Мариньи, не имевший никакого отношения к парламенту, по всей видимости, не выступал на этом заседании, но не исключено, что он повлиял на выбор оратора со стороны короля, которым стал адвокат Рауль де Прель. Действительно, арестованный в 1315 г. вместе с Мариньи и его приближенными Рауль де Прель,[1220] видимо, был другом Ангеррана.
В ожидании обещанных заложников Людовика Неверского заключили в темницу. Он уже стал оплакивать участь, уготованную человеку столь высокого звания, как тут к нему пришел один человек и объяснил, что жаловаться ему как раз и не стоило. Кто же это был? Свидетельства источников разнятся. В своем воззвании от 14 апреля 1313 г. граф утверждает, что то был Гильом де Ногаре, который якобы сказал графу, что единственное, чего он мог опасаться, это остаться в тюрьме вплоть до суда, и ему следовало радоваться тому, что не произошло чего-нибудь похуже.[1221] В докладной записке аналогичного содержания, озаглавленной «То, что мессир Неверский рассказал и хотел рассказать на земле и на совете во Фландрии»,[1222] сказано, что «мессир Гильом де Ногаре» якобы сказал Людовику Неверскому, «что король, вполне вероятно, мог продлить ему срок вплоть до дня суда». Но, по свидетельству Жоффруа Парижского, Мариньи, отправившись навестить Людовика Неверского, сказал ему, что он должен был радоваться тому, что останется в тюрьме вплоть до дня суда, и что с его стороны было бы непростительной дерзостью требовать правосудия, совершив такое преступление;[1223] Жан де Сен-Виктор также вкладывает в уста камергера очень похожие слова: графу не следовало тревожиться о своем графстве, а нужно было надеяться на то, что король сохранит ему жизнь.[1224]
Естественно, что реплики, приписываемые Мариньи и Ногаре, в сущности, одинаковы. Следовательно, эти слова должен был произнести один из них. Общественное мнение, само собой, посчитало автором этого высказывания Мариньи, который в тот момент представлялся всем основной фигурой во фламандской политике короля.
Мы полагаем, что Мариньи, а не Ногаре, нанес Людовику Неверскому этот отнюдь не дружеский визит. Конечно, сам главный персонаж, являясь заинтересованным лицом, обвинил Ногаре, но в данном случае необходимо обратить внимание скорее на полемический, чем на исторический характер воззвания от 14 апреля 1313 г. Чью поддержку в борьбе с королем хотел получить граф? Главным образом, понтифика. Ногаре тем временем скончался. Итак, задача оказалась простой.