но также Жиль Асцелин, архиепископ Руанский, Ангерран де Мариньи, Пьер де Галар и Тома де Морфонтен, проводившие переговоры с Робертом Бетюнским[1275] и с представителями городов, среди которых нужно отметить горожан Ипра: защитника Пьера Ангиля и городских советников, в частности Андре Бротерлама и Гильома ле Вагенера, протеже Мариньи.[1276]
Королевские представители потребовали, чтобы фламандцы разрушили свои крепости и выделили необходимый королю отряд из шестисот человек. Услышав это, граф со всей резкостью ответил что у короля очень плохие советчики, после чего покинул залу. С ловкостью дипломата Фревиль убедил его послать к королю своих представителей и тех, кто занимался делами городов, но Филипп Красивый, которому передали слова графа, отказался принять этих людей. Тем не менее переговоры продолжались, и речь на них главным образом шла об укреплениях, которые жители Ипра с необыкновенным пылом пообещали снести, причем на это уже согласились горожане Брюгге. Наконец, граф и его сын, Робер Кассельский, поклялись поддерживать мир.
Какую роль в произошедшем сыграл Мариньи? Может показаться, что не слишком важную, но необходимо тем не менее учитывать малое количество и неточность существующих исторических источников. Нам неизвестно, кто говорил от имени короля. Что касается советов, данных графу тремя рыцарями,[1277] мы не можем согласиться с мнением, высказанным на этот счет Фанк-Брентано,[1278] нам кажется, что предупредили его, скорее всего, граф Эврё или граф Сен-Поль, Мариньи и Галар. Суждение Фанк-Брентано об их словах требует некоторого уточнения: эти советы, очевидно, не относились к вопросу о первопричине фламандской проблемы, но если они «не могли коснуться самого источника зла»,[1279] то, скорее всего, и не претендовали на это. Нам кажется, что рыцари не собирались искать решения проблемы, они всего лишь хотели намекнуть Роберту Бетюнскому, чтобы он изменил свое отношение к данному вопросу на такое – пассивное, – которого от него ожидали, предварив свой совет общими фразами о любви к миру…
Также в 1313 г. Мариньи, по-прежнему с Николя де Фревилем, занялся и другим делом: крестовым походом. Что он в действительности думал об этой затее? Она была абсолютно невыгодной по двум причинам: как всякая военная кампания, она бы предоставила ведение дел в королевстве преимущественно знати, то есть главным образом принцам, что противоречило личным интересам камергера; кроме того, она бы повлекла за собой немалые траты и не принесла государству никакой пользы, как показал опыт Людовика Святого. Таким образом, отнюдь не Мариньи стал причиной того, что б июня 1313 г. французские сеньоры дали обет крестоносцев после проповеди кардинала де Фревиля.