некоторые из них
его видели, как, например, автор
«Романа об уродливом Лисе». Примерно к 1315 г. уже устоялась основная традиция рассказа об этой личности. Все вышесказанное позволяет нам не относиться к этим свидетельствам с излишним подозрением. Рассказчики могли избрать образный стиль изложения, применить рискованные сравнения, но при этом они никак не могли слишком отдалиться от истины, рассказывая людям о событиях, непосредственными участниками которых являлись.
Каким же в действительности было положение Ангеррана де Мариньи? Начиная с 1304 г. и вплоть до конца правления Филиппа Красивого он был камергером и довольствовался этим титулом, который ни в чем не ограничивал его деятельность. Первое время он действительно выполнял свои должностные обязанности, чтобы впоследствии оставить за собой лишь высшее руководство делами королевского отеля. Впрочем, начав с должности камергера, Мариньи расширил свои полномочия до такой степени, что этот единственный титул уже никоим образом не мог оправдать такую власть; напротив, титул рыцаря короля лучше подходил к сложившемуся положению дел, поскольку, как мы уже говорили в начале, канцелярии иностранных государств охотно использовали это довольно неопределенное наименование. Но это был всего лишь титул, а реальным и юридически неопровержимым основанием могущества Мариньи являлось его членство в Совете.
Эту сторону деятельности камергера отмечали арагонцы, автор «Романа об уродливом Лисе», продолжатель Гильома де Нанжи, Жан де Конде, о ней также говорилось в «Истории и хрониках» и в «Хронографии». Именно в качестве члена Совета Мариньи руководил оформлением королевских грамот, особенно в тех делах, к которым он бы никак не мог иметь отношения, если бы его единственной функцией был уход за королевскими покоями.
Наконец, нужно упомянуть о том, что выходит за рамки любой юридической классификации и каких бы то ни было административных или почетных категорий. Если Мариньи сумел настолько выделиться из серой толпы камергеров и даже из группы королевских советников, это означает, что он «был в очень близких отношениях с королем»,[566] что король благоволил к нему и был расположен по-дружески. Избегая точного, но a priori пренебрежительного эпитета «фаворит», мы скажем, что Мариньи был другом Филиппа Красивого; и если камергер, по всей видимости, был заинтересован в этой дружбе, то равным образом и король находил для себя выгоду в общении и сотрудничестве с любезным, ловким и сведущим человеком, каковым – и это общепризнанный факт – являлся Ангерран де Мариньи.