Эту должность Мариньи получил в дополнение к посту коменданта Лувра, вероятно, в 1304 г., когда он сменил Гуго де Бувиля на посту камергера. По нашим сведениям, опись и оценку драгоценностей короны и королевской семьи произвел в 1308 и в 1309 гг. Мишель де Бурдене,
[655] писец королевской Палаты, по приказу Мариньи. Кроме того, с 1304 г. в ведении Мариньи находились немыслимо роскошные предметы интерьера королевского отеля: сбыт 54 конфискованных драпировок, в целом стоимостью 1296 парижских ливров, что говорит о том, что они представляли собой ценный комплект прекрасных гобеленов,
[656] драпировок, которыми украсили покои короля во время его путешествия в Тулузу: одной из них было достаточно, чтобы сделать шесть «интерьерных украшений» («garnemens») для короля и одно для королевы,
[657] все остальные раздарили. По всей видимости, эти дары проходили через казну. а не королевскую Палату: Мариньи передал Бувилю 1296 ливров,
[658] сумму, которая значилась в квитанции о поступлении.
[659] Это является доказательством того, что, еще не будучи камергером, Мариньи помогал Гуго де Бувилю выполнять его камергерские обязанности Помимо этого, насколько нам известно, Мариньи не единожды участвовал в сделке подобного рода в интересах короля: он приобрел у некого ломбардца при посредстве аббата Сито крест из золота и серебра за внушительную сумму в 900 флоринов, то есть 618 турских ливров 15 су.
[660]Таким образом, именно Мариньи благодаря занимаемой им должности в большинстве случаев представал в качестве распорядителя расходами отеля. Сам он превысил свои полномочия для того, чтобы лично или с помощью Мишеля де Бурдене наложить руки на большую часть финансов королевского отеля. Являясь комендантом Лувра и, следовательно, хранителем казны и королевских драгоценностей, он смог объединить эти разнообразные привилегии и получить, собрав в одно целое свои разнородные полномочия в разных сферах и свои точно не определенные права и обязанности (неопределенность которых, впрочем, лишь помогала ему), возможность управлять денежными средствами королевского отеля, что, безусловно, немало поспособствовало претворению в жизнь его честолюбивых планов.
В большинстве случаев он действовал как камергер, но довольно часто пользовался также и преимуществами, недоступными для обычных камергеров. Это утверждение можно проиллюстрировать примером с Денежной палатой: нам кажется совершенно естественным – и в то время воспринимали как должное – то, что камергер принимал участие в процессе ее работы, но нельзя забывать о том, что Мариньи заседал в Денежной палате уже в 1304 г. и что после смерти Пьера де Шамбли-старшего в ней не было камергеров, кроме Ангеррана.