— Как думаешь, деньги у них есть?
— Как и у всех.
— Значит, нет. Будут на тормозных площадках добираться.
— Товарищ лейтенант, а вы куда?
— На кудыкину гору, — огрызнулся Сергей.
Еще раз объяснять кому-то причины и цель своего похода было выше его сил.
Перрон Екатеринбургского вокзала украшала солидная фигура в серой шинели и черной мерлушковой шапке с бляхой и гербом губернии. На левом боку шашка, на правом — револьвер на ремешке. Плечи поверх контрпогончиков украшает витой оранжевый шнур с двумя «гомбочками» — городовой среднего оклада Евграф Пузырев бдительно нес службу на вверенном ему участке. Поездов в ближайшее время не предвиделось, и перрон был практически пуст. Пузырев еще раз окинул взглядом окрестности на предмет поиска творящихся безобразий и, не найдя таковых, направился к зданию вокзала с целью малость обогреться.
Евграф успел пройти едва десяток шагов, как из одноэтажного беленького здания вывернулась длинная фигура в черном. Сашку Гультяева Пузырев не любил за заносчивость, тоже мне фигура — телеграфист-бодист! Едва курсы закончил, а нос уже выше ушей задран. Здороваться с таким не хотелось. Городовой сделал вид, что не заметил телеграфиста, но тот сам окликнул его:
— Евграф Тимофеевич!
Пузырев немало удивился тому, что телеграфист знает его имя-отчество. Неторопливо развернувшись навстречу спешащему Сашке, Евграф Тимофеевич поинтересовался:
— Случилось чего?
— Случилось! Телеграмма срочная! Из Тагила сбежали двое дезертиров, с оружием! Могут у нас появиться!
Пузырев поморщился, в последнее время служба стала совсем беспокойной, то ли дело раньше. Житья не стало от всяких варнаков: демобилизованные, каторжане, нигилисты всякие, теперь еще и дезертиры! Скорее дожить до полной выслуги и уйти на покой…
— Так вот же они, Евграф Тимофеевич!
— Кто они? — не понял городовой.
— Дезертиры! Хватайте их!
Городовой обернулся вовремя, как раз увидел две серые фигуры, нырнувшие под товарный вагон. Вряд ли это были те самые дезертиры, до сих пор масса демобилизованных шлялась по станциям. Если бы Пузырев был один, то он бы и суетиться не стал, но рядом стоял чертов телеграфист, этот не преминет и околоточному нажаловаться на отсутствие служебного рвения. Прощай тогда беспорочная служба. Евграф Тимофеевич тяжело вздохнул, сунул в рот свисток и что есть силы дунул. Свисток послушно отозвался звонкой трелью, а городовой потрусил в направлении, куда скрылись две серые фигуры, очень надеясь их не догнать. С другого конца платформы донесся еще один свисток.
Добежав до последнего вагона и перебравшись через пути, Пузырев увидел обоих дезертиров, бегущих прямо на него. Испугавшись второго свистка, Малышев и Панкратов метнулись обратно, прямо в объятия первого городового. Пузырев лапнул кобуру, но открыть ее рукой в толстой перчатке никак не удавалось. До дезертиров, а в том, что это были именно они, никаких сомнений уже не оставалось, было всего саженей десять, городовой набрал в грудь холодного воздуха, пропитанного станционными запахами, и заорал: