Да, нам предлагали сдаться. Приводили к входу в тоннель какую-то шишку из наших же, попавших в плен, и он орал: «Приказываю капитулировать!» А немец после кричал: «Если вы не подчинились приказу представителя своего же командования, то вы отныне не военнослужащие, а бандиты и с вами поступят соответствующе. Выходите, кладите оружие, и вам сохранят жизнь!» Но наш полковник сказал, что лично пристрелит каждого, кто струсит. Он был кремень, старый вояка, если бы такими в британской армии были все, мы бы сейчас брали Берлин.
Тогда немцы пустили в подземелье дым. Такой густой черный едкий дым, как от сжигаемых автомобильных шин. Те, кто были у выходов, бежали вниз с криком: «Газы!» Мы успели отступить в нижние галереи, спешно перекрывая проходы досками, брезентом, палатками, одеялами — всем, что оказалось под рукой. На складе нашлись и противогазы, и противоипритовые костюмы, ведь мы не были уверены, что это не то, что было под Ипром. Экипировавшись по полной, мы успели снова занять оборону у входов, когда немцы наконец вошли в подземелье, мы встретили их свинцом. Теперь те, кто выходил в «боевую вахту», обязательно снаряжались в химзащиту, тоннели были перекрыты спешно возведенными газонепроницаемыми переборками, оборудовались отсеки-убежища. Мы готовы были сражаться дальше, дух наш был так же тверд.
Какое-то время нас не беспокоили. Мы уже шутили, что джерри решили взять нас измором, не зная, что им еще предпринять. А они уже подвезли к Скале цистерны с бензином. И это был ужас, наши перегородки в тоннелях могли сдержать газ, но не огненную горящую реку. Горел даже воздух, насыщенный парами бензина, теряя выжигаемый кислород, подземелье превратилось в пекло, и те, кто избежал страшной смерти в огне, погибали от удушья или отравления. Выжить под землей было нельзя, и мы, все, кто еще остался, пошли на прорыв. Что стало с полковником, не знаю, я оказался старшим в группе, которая вылезла у Чертовой Щели. И мы с налета захватили эту бывшую нашу батарею, на которой оказались лишь какие-то тыловые немцы, техники, под охраной десятка солдат. Теперь нас обвиняют, что мы не соизволили по всем правилам какой-то конвенции взять их в плен. Так я отвечу: мы были почти уже мертвецами! Мы, кто горел и задыхался в тоннелях, были уже по ту сторону, нам хотелось лишь одного — захватить с собой побольше врагов.
После мы заняли оборону в бетонных двориках той самой батареи. И отбивались, сколько могли — последние защитники крепости. Французские шавки ничего не могли с нами сделать, и тогда на нас пошли немецкие егеря, нас забрасывали минами, жгли огнеметами, а мы держались целый час.