Роман пробрался взглянуть из-за занавеса на бальный зал отеля и потер руки. Полный зал народа. Это хорошо. Чем больше, тем лучше.
Ирония произошедшего не ускользнула от него: все закончилось тем, что присутствие папарацци, которое он сознательно поощрял для своей карьеры, стоило ему женщины, которую он любил. Любил…
Он до сих пор не мог поверить в это. Он любил Аву. Это открытие, произошедшее в последнюю неделю страданий и самокопаний, совсем сбило его с толку.
Последние семь дней он нянчился со своим израненным эго, придумывая всевозможные причины, почему у них не может ничего получиться вместе и почему ему будет лучше без нее. Глупые, неубедительные причины: что они слишком разные, и она никогда не успокоится теперь, когда приобрела свою независимость.
Но в противовес этим соображениям у него в голове возникали другие: она была забавной и умной и стремилась расширить свои горизонты. Она была красива и заботлива и так трогательно мила своим желанием жить настоящим.
Он оставил ее в покое, ему никогда не приходилось гоняться за женщинами, и он не собирался начинать. Прошла неделя его мучений, и он осознал, что вел себя как высокомерный болван.
Но Ава не хотела ни капли внимания, которого он так жаждал. Как они могут быть вдвоем, когда ему нужно было продвигать статус знаменитости на публике, к которой она питала отвращение?
Он все повторял их финальный разговор сотни раз в своей голове, до тех пор, пока его не осенило. Что-то она сказала в конце о прессе, которая может уничтожить его репутацию. Что, если она приняла близко к сердцу разговор о его маме и репутации и это было каким-то извращенным способом защитить его?
От нее можно было этого ожидать. Это как раз то, что она делала всю свою жизнь. Отказывалась от того, что ей действительно хотелось, ради отца и мужа. Что, если в этот раз она сделала то же самое для него?
Чем дольше он думал об этом, тем больше это ему казалось правдой.
Был только один способ узнать правду, и вот почему он созвал пресс-конференцию сегодня. Если Ава услышит, что он хочет сказать, правда сделает их свободными.
Он рассчитывал, что она придет. Он просматривал толпу и наконец увидел ее в дальнем углу — в солнечных очках и в соломенной шляпе с большими полями, закрывающими ей половину лица. Его сердце остановилось. Ей удавалось сделать то, что ни один экстремальный прыжок не мог с ним сделать — его сердце останавливалось.
Он жадно глядел на нее несколько минут, сделал несколько глубоких вдохов. Он едва испытывал больше чем легкое волнение, когда прыгал с самолета, но ступить на сцену и продекларировать правду для женщины, которую он любил, в надежде, что она примет его? Чудовищно страшно.