Посмеялись. Почему-то всегда смешно, когда больно.
— А где Валя? — спросил Дудинскас. — Супругу-то что ж с собой не прихватил?
— Вот тут-то, — Борис указательным пальцем назидательность подчеркнул, — самый сокрушительный аргумент. Это когда я домой пришел. Совсем, говорит, рехнулся. Нам же теперь здесь не жить.
последняя надежда
— Батьку в народе любят, — нечаянно поддержал тему Толя Феденя.
Пятясь широким задом, он неловко выбрался из задрипанных «Жигулей», на каких почему-то раскатывает независимая пресса (кроме Мальцева). И теперь, отдуваясь, все поворачивался в тесном пальто, смешно разводя пухлыми ручонками.
— Я вам вещественное доказательство привез...
И предъявил публике свой фонарь, только не под правым, как у художника, а под левым глазом. Это его доброжелатели встретили вечером у лифта. Справились о здоровье, передали привет.
— А почему «доброжелатели»? — спрашивает кто-то под общий смех. Что-то уж больно все развеселились.
— Это не мои, это Батькины доброжелатели. Жалко вот, что и нос свернули. Чтобы не сувал, куда не надо... Только вы не бросайте нас и не уходите, — сказал он Дудинскасу, став серьезным. — Вы ведь наша, может быть, последняя надежда. Потому что если и у вас здесь ничего не получилось, значит, не может получиться вообще. И из этого правила даже нет исключений. Хотя вы ведь уже ушли. Опять я главного не заметил.
взаимность
Феденя прав: Батьку в народе любят... За него любому накостыляют. Хотя то, о чем он говорит, понимают не всегда. Но сочувствуют, особенно женщины, которые и новости по телевизору почти не смотрят, чтобы не портить себе нервы.
— Ну зачем он так нервничает, так близко к сердцу все принимает? — вздыхала Ольга Валентиновна. — А о себе, бедный, всегда в третьем лице говорит: «Президент сказал, президент считает». Простые люди путаются, не понимают, кого он имеет в виду...
Мужики, напротив, от телевизора не отрываются, глядят с надеждой, совсем оживляясь, когда видят, как он за них стоит. Еще больше радуются, если показывают, как плохих он ругает и наказывает, упрямых — гонит, а которые слишком упрямы — отправляет в тюрьму.
зона
— Ну что ты поделаешь, если они так хочут?
Юрка Хащ на Коляды прибыл в образе ряженого: нос красный, сам лохматый, как медведь, еще и косолапит, правда, уже без костылей. Ему тоже за Батьку вломили, чтобы знал, как снимать про Всенародноизбранного и Всенароднолюбимого обличительное кино. «Про что снял, за то и получил».
Считай, десяток лет они с Дудинскасом толком не виделись. С той поры, как вместе делали фильм про первый исторический мордобой у Восточного кладбища. Теперь свиделись — сценарист, снова нищий, в долгах, и нищий режиссер. С того Хащ и начал, на чем остановились: