– Ты не успеешь даже вытащить оружие. – Виталий нарушает тишину, нервы его на пределе. – Кстати, где ты его спрятала?
– Я сама – оружие. – Дана усмехается. – У меня есть одна чудесная штучка в стиле Борджиа.
Виталий замолкает. Наверное, Дане известно что-то, чего не знает он. Но тревога нарастает, и он ничего не может с этим поделать.
«Какая-то у нее штучка в стиле Бор… Как она там сказала? В чьем стиле? Данка не может без вывертов. Я бы просто «заказал» ублюдка, и никакая охрана его бы не спасла, а тут ведь целое дело… Господи, ну хоть ты скажи, за что мне это наказание – любить сумасшедшую!»
– Я люблю тебя, Данка.
– Я тоже люблю тебя. – Она кладет ладонь на руку Виталия. – Но мы пока не будем это обсуждать. И запомни: что бы ни случилось – не вмешивайся, ни в коем случае. И постарайся не попадаться на глаза радушному хозяину, он может тебя узнать.
– Но…
– Все, Виталька, закончили прения. Не мешай мне, ладно?
Он паркует машину и открывает перед ней дверцу. Он любуется ею, как любуются и многочисленные охранники. Наверное, сама королева не была бы более величественной, нежели Дана в эту минуту. Она опирается о руку Виталия, и они поднимаются по широким мраморным ступеням. Этот дом принадлежит их врагу. И все в нем – ворованное. Но им нет сейчас до этого никакого дела. Они не затем сюда пришли, чтобы судить. Они пришли, чтобы привести в исполнение приговор.
– Похоже, веселье в самом разгаре. – Дана легким движением отправляет шубку в руки подоспевшего слуги. – Идем, дорогой, полюбуемся на этот праздник жизни.
Они входят в ярко освещенный зал. На возвышении устроился оркестр, звучит блюз. Снуют официанты, и Дана берет с подноса бокал шампанского. Глядя на публику, собравшуюся здесь, нипочем не скажешь, что этот праздник происходит в стране, где дети и старики роются в помойках, где больные умирают, потому что нечем оплатить лечение, где вообще люди больше умирают, чем рождаются. Но собравшихся в этом зале подобные мелочи совершенно не волнуют. Здесь мелькают те же лица, что и на экранах телевизоров. Только яростные оппоненты и непримиримые противники сейчас не спешат продолжать свои баталии, а пьют и смеются, беседуют вполне мирно и непринужденно. Правильно, здесь не надо притворяться. Ворон ворону глаз не выклюет.
– Я так понимаю, вся их вражда и антагонизм – актерство чистой воды. – Виталий озадаченно оглядывается вокруг. – Просто договорились между собой: тому такую роль, тому – другую, чтобы подостоверней было. А народ ведется. Они, стало быть, для вида побьют друг другу морды, обольют грязью, а потом оттягиваются. И рады небось, что развели лохов! Мы так в детстве играли: это красные, это – белые, или наши – и немцы, помнишь?