По дороге я встретил доктора Дивайна.
— Ваш класс устроил этот жуткий гам?
Меня это сильно задело.
— Конечно, нет, — раздраженно ответил я. — Там новенький, Тишенс. Вот что происходит, когда пытаются нести компьютерную науку в массы. Маниакальное безумие.
— Ну так я надеюсь, вы с этим разберетесь. Я еще в Среднем коридоре услышал шум.
Ничем его не прошибешь.
— Только отдышусь немного, — с достоинством ответил я. — Лестница с каждым годом становится все круче.
Дивайн хмыкнул.
— Если бы вы меньше курили, вам были бы нипочем любые лестницы.
И был таков, прыткий, как всегда.
Встреча с Зелен-Виноградом не подняла мне настроения. Я вошел в класс, не обращая внимания на загнанного кролика за учительским столом, и разозлился, увидев среди учеников несколько своих. Пол был усеян бумажными самолетиками. Одна парта опрокинута. У окна стоял Коньман, разыгрывавший, очевидно, какую-то комедию, потому что остальные просто задыхались от хохота.
При моем появлении сразу воцарилась тишина, я услышал шепот: «Кваз!», и Коньман попытался — но слишком поздно — стащить с себя мантию.
Он посмотрел на меня и испуганно выпрямился. Еще бы. Застукан в моей мантии, в моей комнате, изображающим меня — нет сомнений, чья эта обезьянья гримаса и прихрамывающая походка. Наверняка молится, чтобы провалиться сквозь землю.
Надо сказать, что Коньман меня удивил: хитрый и недоверчивый, он обычно с готовностью предоставлял первенство другим, а сам наслаждался представлением. Тот факт, что даже он осмелился так себя вести, не говорил ничего хорошего о способности Тишенса поддерживать дисциплину.
— Вы. Вон.
Громкий шепот в таких случаях действует сильнее крика.
Коньман немного помедлил.
— Сэр, я не…
— Вон!
Коньман исчез. Я повернулся к остальным и выдержал паузу. Никто не смотрел мне в глаза.
— А вы учтите: если мне еще раз придется появиться здесь по такому же поводу, если я услышу, что кто-то повысил здесь голос, я оставлю после уроков всех — и нарушителей, и их подручных, и безмолвных болельщиков тоже. Ясно?
Головы закивали. Среди учеников я заметил Аллен-Джонса и Макнэйра, Сатклиффа, Джексона и Андертон-Пуллита. Половину моего класса. Я удрученно покачал головой.
— Я был лучшего мнения о вас, третий «Ч». Я считал вас джентльменами.
— Простите, сэр, — пробормотал Аллен-Джонс, уставившись на крышку парты.
— Полагаю, извиниться вы должны перед мистером Тишенсом.
— Простите, сэр.
— Простите.
— Простите.
Тишенс, выпрямившись, стоял на кафедре. Из-за непомерности моего стола он казался еще меньше и неприметнее. Его печальное лицо, казалось, состояло из одних глаз и бороды — не столько кролик, сколько обезьянка-капуцин.