— Да, да, садись, — сказала леди Б… с добродушием, жестокости которого она и не подозревала. — Мне не так трудно будет говорить с тобой.
— Вам и не следует много разговаривать, милая тетушка, — сказала Медора, вставая; казалось, что между ею и Даниеллой была какая-то пружинка, не позволявшая им сидеть в одно время. — Вы же знаете, что когда волнуетесь, то вечером у вас бывает нервный припадок.
Она вышла вместе с Брюмьером, которому удалось занять в Пикколомини мою прежнюю комнату, чтобы всячески прислуживать семейству. Лорд Б… увел меня в сад, покуда племянница его отправилась по stradone, в сопровождении своего нового кавалера.
— Жена моя, — сказал лорд Б…, — хочет расспросить Даниеллу. Она без особенного удивления и ужаса узнала о вашем предполагаемом браке. Не будь у нее этой страшной лихорадки, которая не дает ей покоя всю ночь, было бы, конечно, не то; но эта болезнь совершенно утомляет и смягчает ее, так что днем она как будто sfogata. Ее характер и мнения становятся тогда такими, какими были в прежнее время… когда она полюбила меня! Она понимает возможность брака по любви и интересуется теми, кто повторяет ее собственную историю. Одного она боится за вас. Хотя она утверждает, что Даниелла горда и холодна, но она боится, что Даниелла была слаба, один только раз в жизни слаба, именно ко мне, Я рассмешил ее сегодня утром, говоря, что, взяв в соображение мои лета и наружность, такую слабость можно бы скорее назвать силой, то есть вспышкой честолюбия или любопытства со стороны благоразумной девушки. «Все равно, — отвечала она, — вы не признаетесь мне, а она мне скажет, потому что я имею на нее влияние; и если у нее на душе есть этот грех, то я прочту ей хорошую нотацию, чтобы она впредь оставалась достойной любви господина Вальрега.»
— А потому, друг мой, — продолжал лорд Б…, — если эта девушка ни с кем, кроме вас, не грешила, то клянусь вам…
— Знаю; я совершенно спокоен и поэтому женюсь на ней.
— Женитесь! Но подумали ли вы об этом хорошенько?
— Больше, чем подумал: я открыл мою душу для веры.
— Но разница воспитания, ее связи, положение в свете, мнение вашего семейства?
— Обо всем этом я не думал.
— В том-то я и упрекаю вас. Нужно подумать.
— Нет, лучше просто любить и жить!
Он вздохнул и замолчал, как бы для того, чтобы обдумать дальнейшие доводы; но собственное горе отвлекло его от этого предмета. Он даже удивился, когда я стал благодарить его за то, что он сделал для меня: он почти совсем забыл об этом деле.
— Ах, да, — сказал он, проводя рукой по своему лысому и морщинистому лбу, — ваше дело очень беспокоило меня! Тогда я еще не тревожился о здоровье миледи; но в последние два дня я пережил целый век. Скажите же мне, что с вами случилось?