Я остался один в гостиной и слышал, как в столовой застучали тарелками: накрывали стол для обеда. Равнодушие этих английских лакеев, которые с методической аккуратностью исполняли свои ежедневные обязанности, представляло разительную и грустную противоположность горестным волнениям хозяина, находившегося в соседней комнате.
Через четверть часа один из этих лакеев вошел доложить, что кушанье поставлено, и Фанни, опальная горничная, пробежала через гостиную, чтобы известить об этом лорда Б…
— Я не буду обедать, — сказал он, появившись на пороге комнаты жены своей. — Мой милый Вальрег, откушайте, пожалуйста, с моей племянницей и господином Брюмьером, который так добр, что не покидает нас в этих горестных обстоятельствах.
— Я ел недавно, — отвечал я. — Позвольте мне остаться здесь и заменить вас в комнате больной.
Я пробовал уговорить его съесть что-нибудь, но он только покачал головой.
— Она уже проснулась, — сказал он, — и едва сносит присутствие мое и доктора. Оставайтесь здесь, если чувствуете в себе довольно храбрости. От времени до времени я буду выходить к вам. Это послужит мне поддержкой.
— Стало быть, доктор очень опасается?
— Очень.
И лорд Б… ушел опять к больной.
В эту минуту через другую дверь вошла Медора и, сняв соломенную шляпу, стала перед зеркалом, чтоб поправить волосы.
— Разве леди Гэрриет опять легла? — спросила она небрежно. — Кажется, еще не время. Я думала, что она сядет за стол с нами.
— Припадок случился сегодня раньше обычного.
— В самом деле? Я пойду взгляну на нее.
Она подошла к самой постели, но лорд Б… тотчас взял ее под руку и отвел назад ко мне, говоря:
— Из этого припадка еще ничего нельзя заключить, но вы знаете, что присутствие ваше раздражает миледи, когда она нездорова. Подите же обедать и пока что не извольте беспокоиться.
Он вошел к жене и затворил за собой дверь. Я тотчас подал руку Медоре и довел ее до столовой, где дожидался Брюмьер; потом поклонился и хотел возвратиться в гостиную.
Она употребила столько кокетства, иронии, горечи и грациозности, чтоб удержать меня в столовой, что я даже удивился немного: никогда еще не видал я, чтоб она была так ловка и упряма. В угодность ей, Брюмьер счел своим долгом также упрашивать меня, хотя эта прихоть иногда очень была ему досадна. Но как только он показывал свою досаду, она взглядывала на него или вклеивала какое-нибудь словцо, с целью дать ему понять, что она смеется надо мной.
Между тем я очень ясно видел, что она непременно хотела усадить меня за стол возле себя, пока Даниелла занимает должность сиделки или горничной (по ее мнению) в комнате леди Гэрриет. Я приходил в негодование, видя, с каким присутствием духа, с какой сметливостью и свободой она продолжает свое мщение во время самого горестного семейного положения. Должен сознаться, что мне ужасно хотелось есть, потому что я с утра ничего не ел и три раза пробежал между Мондрагоне и виллой Пикколомини, что совсем не близко; но ни за что на свете не взял бы я и куска хлеба с этого стола, и пошел к Мариуччии, которая сидела в казино за блюдом lazagna, и с радостью разделила его со мной.