Высказав таким образом всю свою досаду, усталость, разочарование и удивление, он понемногу успокоился и согласился позавтракать с нами в Пикколомини, где нас уже ожидала леди Гэрриет. В это утро она в первый раз садилась за общий стол, и я нашел Даниеллу сидящей возле нее. Когда мы все уже были на местах, вошла Медора, разгоряченная утренней прогулкой: при виде приема, сделанного моей жене, лицо ее выразило почти бешенство; но она тотчас оправилась и, поздоровавшись с теткой, ушла к себе, под предлогом головной боли; но видно было, что она просто не хотела сидеть за одним столом с Даниеллой.
Леди Гэрриет оказала в этом случае чрезвычайную любезность и доброту; она замяла грубость своей племянницы, говоря, что Медоре действительно нездоровилось; но она сказала это с таким видом, что тотчас можно было заметить, как мало влияния имела на нее эта своевольная и несправедливая девушка, и как мало леди Гэрриет обращала внимания на ее гнев. Она наскоро заказала повару завтрак, гораздо изысканнее обыкновенного, и велела Мариуччии украсить цветами все десертные тарелки, говоря, что более ничего не успела приготовить к нашему свадебному пиру. Аббат Вальрег, не будучи человеком прихотливым, привык жить хорошо, но с тех пор, как оставил свой дом, был постоянно ограничен в этой привычке, и потому совершенно развеселился, сидя за этим обильным и чисто приготовленным завтраком.
Добрая Мариуччия, которая никогда не мешалась с прислугой наших англичан, захотела на этот раз помочь на кухне. Эта любящая и преданная женщина с восхищением смотрела через полуотворенную дверь, как ее племянница кушает за одним столом с господами. Во время десерта лорд Б… заметил ее и сказал что-то на ухо своей жене, которая велела позвать ее и просила выпить вместе с нею за здоровье новобрачных. Она сама налила вина в резной кубок и подала ей его на тарелке, наполненной сухариками и вареньем; однако не пригласила Мариуччию сесть: так далеко не заходило еще перевоплощение леди Гэрриет. Впрочем, Мариуччия и не ожидала такой чести, тем более, что она была не в форме, и ей бы неприятно было так долго оставаться с нами. Она обошла кругом стола и со всеми чокнулась, потом с восторгом обняла свою племянницу и унесла гостинцы для капуцина; она любит и балует этого полоумного брата, хотя и говорит, что он пошел в монастырь потому, что ни на что больше не годился.
Брюмьер был также очень любезен. Он написал экспромтом премиленькие стихи, которые набросал карандашом на тарелке: в них он очень кстати восхвалил доброту и редкую проницательность благородной леди, принявшей материнское участие в гениальной женщине, будущей великой артистке. Леди Гэрриет потребовала объяснений этой загадки. Даниелла противилась, смеясь преувеличенным похвалам нашего друга; но он, не слушая нас, с таким жаром рассказывал о чудном голосе и музыкальных способностях жены моей и о собственном моем искусстве в живописи и музыке, что волей или неволей мы прослыли восьмым чудом. Леди Гэрриет, которая так легко восторгается и всему верит, тотчас предалась мечтам о нашей будущей славе и втайне наслаждалась мыслью, что она наша первая покровительница. Она объявила, что первым ее выездом будет визит в Мондрагоне, где она хочет послушать пение Даниеллы и полюбоваться моей живописью.