В наше время это место очаровательно. Вы сходите по ковру фиалок, усеянному букетами миртовых кустов, на самую средину этой величественной сцены. Перед вами укрощенный поток, уже не грозный, сохранивший не более свирепости, сколько нужно, чтобы произвести впечатление сильное, но не утомляющее до совершенного изнеможения; вы видите грот, которого резкие угловатости завешены сетью плюща и каприфолии, и сквозь широкие расселины которого видна, как в раме, картина живописной дали. Эти красоты производят на меня странное, магнетическое действие; здесь не раз мечтал я о таком счастии, которое охотно принял бы вместо рая от Провидения. Да, эти живописные пещеры, эти живые, вечно движущиеся воды, эта мощная растительность, солнце, здоровый воздух, и, если бы это было возможно, приют в пещере и женщина по сердцу — и я готов остаться здесь пленником, хотя бы и на целую вечность.
Я был погружен в такое сладостное созерцание и до того утомлен телом, что заснул, как желал заснуть накануне лорд Б…, под шум льющегося водопада. Проснувшись, я увидел возле себя Тарталью.
— Нехорошо, что вы спите в этой сырости, — сказал он, — есть с чего занемочь.
Он был прав; я чувствовал изнеможение во всех частях тела и с трудом добрался до храма. Тарталья, отправившийся накануне в Рим вместе с семейством лорда Б…, сказал мне дорогой, что он приехал за мной, по приказанию мисс Медоры.
— Хорошо, — отвечал я, — ты можешь возвратиться туда, откуда приехал, а я пробуду здесь восемь или десять дней.
— Виданное ли это дело, мосью! В целой Италии нет места, вреднее здешнего для здоровья; здесь вы непременно умрете. К тому же я должен предупредить вас что, как только Медора узнает, что вы больны, она прикатит сюда с целой семьей, которая во всем пляшет под ее дудку; а сама она решительно без памяти от вас…
— Довольно! — прервал я сердито, — Ты меня только бесишь своими глупостями; пора перестать!
Сказав это, я сел в экипаж и приказал кучеру везти меня в Рим, прямо к Брюмьеру.
Я думал, что освободился от Тартальи; видя, что я рассердился и подозревая, что я начинаю немного бредить, он сделал вид, что намерен остаться в Тиволи, но на половине дороги, очнувшись от лихорадочного забытья, я увидел его рядом с кучером, на козлах. Я опять приказал везти меня к Брюмьеру, намереваясь написать от него прощальное письмо к семейству лорда Б…, просить его прислать мне с Тартальей мои вещи, и немедленно отправиться из Рима. Кучер почтительно поклонился мне, изъявляя тем готовность исполнить мое приказание, и я снова забылся, уступая непреодолимому оцепенению во всем теле.